1|
2|
3|
4|
5|
6|
7|
8|
9|
10|
11|
12|
13|
14
* * *
Телефонный звонок раздался, как показалось Толику, посреди ночи.
– Слушаю... – прохрипел он.
– Доброе утро, Анатолий. – Он сразу узнал Кириченко и сон как рукой сняло. – Примите мои поздравления по поводу вашего вчерашнего успеха. Боюсь, что у нас начнутся проблемы со свободными местами. Только десять утра, а все столики на вечер уже заказаны. – Кириченко благодушно рассмеялся в трубку.
– Э-э... – выдавил Чирков, борясь с похмельем. Водка с пивом – что может быть хуже?!
– Давай к делу, – шеф почему-то перешел на "ты". – Жду тебя в клубе. Нужно поговорить. Чувствую, что ты отметил вчера свой успех и не совсем еще пришел в себя. Но время, как говорится, не ждет. Через двадцать минут спускайся вниз, Николай за тобой заедет.
Он сел и потряс головой разгоняя туман в голове. Позвонил Андрею – но тот не отвечал.
Едва успев выпить кофе, Чирков, пошатываясь, выскочил на улицу. Его тревожил предстоящий разговор. Чего еще нужно от него Кириченко?..
У подъезда ждал "Saab" с Даманский, курившим и сплевывающим на асфальт из открытой дверцы. Вид опухшего, сонного Анатолия вызвал у него улыбку:
– Привет! Вовремя уложились. Видать, погуляли вчера?
– Было дело, – буркнул Толик.
– Ну и правильно. Садитесь, прокачу с ветерком! Глядишь, и хмель выдует по дороге.
– А за Трошкиным будем заезжать?
– Да нет, не было мне такой команды...
Кириченко ждал в своем кабинете. Его деловой костюм сменили вельветовые брюки свободного покроя и рубашка. Без галстука и обычной чопорности он, однако, выглядел не менее солидно. Единственной деталью, отличающей шефа сегодняшнего от шефа всегдашнего, было отсутствие темных очков. И хотя Кириченко улыбался, серые глаза отсвечивали все тем же, знакомым Анатолию, холодным блеском стали. Они жили как бы отдельно от лица. Ни радости, ни злости, ни каких-либо других эмоций. Только всепроникающие рентгеновские лучи.
Вылитый Кравцов. Толик еще раз сравнил их, и в очередной раз убедился, что ошибки здесь быть не может.
– Добрый день, Анатолий. Вижу, вы с напарником неплохо повеселились.
"И этот туда же", – подумал Чирков.
– Здравствуйте, Владимир Иванович, – он старался не смотреть шефу в глаза, а сосредоточить взгляд выше, где-то на середине лба.
– О, вот и в голосе чувствуются последствия тяжелой битвы с "зеленым змием". – Кириченко рассмеялся. – Знаешь, давай пройдем в другое место, более располагающее к непринужденной беседе.
Чирков только открыл рот, собираясь задать вопрос по поводу Андрея, как шеф, словно читая его мысли, сказал:
– Беседовать будем вдвоем, без Трошкина. Ведь основную работу выполняешь именно ты. – Последовало быстрое просвечивание рентгеном. – Не возражай, я знаю.
Они прошли по коридору, и Кириченко остановился, открывая кодовый замок. За дверью начиналась лестница, ведущая наверх. Через четыре пролета она закончилась еще одной дверью. Шеф распахнул ее и Толик понял, что они находятся на крыше клуба. Мелькнула шальная мысль, что вот сейчас он увидит вертолет и дальше последует визит в загородную резиденцию Кириченко, где ему, говоря словами героя одного хорошего фильма, "сделают предложение, от которого он не сможет отказаться". Они вышли на крышу, покрытую зеленоватым упругим материалом, делающим шаги почти неслышными. Нет, никакого вертолета там и в помине не было, а была площадка для отдыха, нечто вроде кафе под открытым небом.
Сейчас, в теплый, но далеко не жаркий октябрьский день, находиться здесь было одно удовольствие. Если, конечно, не учитывать сопутствующие обстоятельства. Легкий ветерок свободно гулял между стеклянным куполом клуба и ограждением из светлого металла. Середину площадки шириной не более десяти метров занимал небольшой мраморный бассейн с таким же миниатюрным фонтаном посередине, с листьями кувшинок на поверхности воды и живыми рыбками. Вокруг бассейна располагались места для сидения, этакий симбиоз лавочек и диванов, и пластмассовые столики. Барная стойка выставляла на обозрение птиц приличный ассортимент спиртных и прохладительных напитков.
Кириченко не торопил его, давая возможность подробно рассмотреть окружающую обстановку. Только когда взгляд Чиркова опять вернулся к нему, шеф указал на ближайшие к бару сиденья:
– Ну, начнем мы, наверное, с приема лекарства? Ты что предпочитаешь – хорошее пиво или что покрепче?
– Нет, нет! Спасибо, – садясь, замотал головой Толик. – Вы знаете, я на второй день никогда не пью, даже если очень плохо. Просто организм не принимает.
– О, а это – плюс! Значит, спиться тебе не грозит. – Кириченко опять вполне дружелюбно рассмеялся. – Но для тебя все равно найдется средство от похмелья. Только не спрашивай из чего оно приготовлено – сам не знаю. Поставляет один друг, для особых случаев. Вроде как из Мексики. По индейскому рецепту. Помогает, испытано на себе. Да и на вкус вполне сносное.
Из граненой бутылки, явно ручной работы, шеф налил Толику в бокал ярко-зеленую жидкость, ну точь-в-точь, как не забытый еще отечественный "Тархун". Вот только без газа и с совсем другим запахом, напоминающим аромат свежескошенной сочной травы.
Покопавшись в принесенной из кабинета папке, Кириченко оставил ее на барной стойке и, вернувшись, сел на соседнюю скамейку, с бокалом напитка в руке, скорее всего – безалкогольного. Чирков никогда не видел шефа выпившим.
Кириченко поднял бокал:
– За вчерашний успех! – И прибавил чуть тише: – И за успех будущий.
Толик сделал осторожный небольшой глоток из своего бокала. Вкус был мягким, освежающим. Интересно, действительно ли пройдет от этого компота головная боль? Пока он, не торопясь, пил индейское "лекарство от похмелья", шеф уже осушил свой бокал до дна и, вернувшись к барной стойке, наливал себе новую порцию.
Внезапно Чирков почувствовал, что невидимый обруч лопнул и голове стало легко. Он глянул на свой бокал – там осталась еще добрая половина зеленого "компота". Вот так напиток! Всего три глотка и бодуна как не бывало! По сравнению с этим "Слайт" – просто заурядная шипучка с посредственным вкусом. Вот что надо производить! Тут и без рекламных трюков результат налицо. И никаких обманывающих мелодий.
Настроение резко улучшилось, и теперь Анатолий с нетерпением ждал, что же такое предложит ему шеф.
– Анатолий, а почему ты выбрал себе такое сценическое имя – ди-джей Меер? – вернувшись с бокалом и папкой в руках, спросил Кириченко.
– Это... – он замялся, размышляя, что значит эта фамилия для шефа. – Это в память об одном человеке. Он очень много для меня сделал.
– Понятно... Ладно, к делу. Твоей музыкой заинтересовался один очень известный исполнитель. Как особа, имеющая, по нашему контракту, право на передачу твоих произведений третьим лицам, я уже смог ему кое-что продать. Учитывая, естественно, и твои интересы. Сумма получилась довольно значительная. Так что можешь обрадовать напарника – вы вместе станете богаче на тридцать тысяч.
– Тысяч чего?
– Ну, конечно, долларов! Или ты предпочитаешь евро?
– Не важно, деньги, они деньги и есть. А сумма действительно приятная.
– Так вот, – продолжал Кириченко, – а вчера представитель одного заказчика, назовем его пока так, сделал нам очень выгодное предложение. Это не просто солидный заказ. Я бы даже назвал его "монументальным", как бы высокопарно это не звучало. Мне хотелось бы прояснить некоторые моменты... Они могут повлиять на твое отношение к делу и, следовательно, на качество исполнения данной задачи. Главная же цель этой нашей встречи – установление между нами ПОЛНОГО взаимопонимания. Я хочу, чтобы мы с тобой стали мыслить одинаково и вместе идти к общей цели.
Сердце Толика сжалось. Предчувствие не обмануло его. Этот разговор решит все. Он ощущал себя амебой под мощным микроскопом и был уверен, что шефу видны сейчас все его мысли и опасения. Поэтому просто придется быть откровенным. Но будет ли Кириченко столь же откровенным в ответ?
– Владимир Иванович, я вас слушаю, – сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал ровно. – Лекарство ваше отличное – голова совершенно прошла.
– Вот и чудесно. Только сначала позволь вопрос. У меня сложилось впечатление, что ты избегаешь смотреть мне в глаза. Ты меня что, боишься? Или я тебе противен?
– Нет.... – Толику, при всем его спокойствии, все же пришлось сделать усилие, чтобы заставить себя взглянуть прямо в глаза Кириченко. – Просто ваш взгляд очень напоминает мне взгляд одного человека... Виновного в смерти того самого Меера...
– Ах, вот как... Что ж, спасибо за откровенность, это все объясняет. Хотя и наводит на мысль, что ты больше руководствуешься эмоциями, чем логикой. Может быть, я немного сглажу твое негативное восприятие, если скажу, что в мире насчитывается всего двадцать шесть типов лиц. Столько же типов глаз. Это научный факт, известный уже давно. У всего современного человечества было не так много предков. Так что все мы находимся в той или иной степени родства друг с другом. Отсюда и сходные черты. А знаешь, сколько на планете двойников, разбросанных по разным странам? Тысячи. Большинство из них даже не подозревает о существовании друг друга.
– Тот человек жил в нашем городе. Но, наверное, вы правы.
– Вот и хорошо, разобрались. А политика тебя интересует?
– Политика?
– Ну, хотя бы то, что происходит в нашей стране?
Чирков пожал плечами:
– Не особенно. Конечно, мне интересно знать о людях, от которых во многом зависит то, как я живу, в каких условиях работаю. Но я никогда не участвовал ни в одной политической кампании. Не состоял, да и на собираюсь, ни в какой партии. Оно мне надо! Даже на выборы ходил всего раз в жизни. На прошлые. И понял, что вряд ли от моего мнения или личного участия что-то изменится. А сейчас, вообще, я хотел бы заниматься только творчеством.
– Ну, и зарабатыванием денег, конечно?
– Безусловно. Но деньги – результат творческого процесса. Именно он для меня главное.
– Да, я знаю. Прежде, чем сделать тебе предложение перейти к нам, я постарался собрать побольше информации. Таковы правила. Я хочу знать все о людях, с которыми мне предстоит работать. Проанализировав твою деятельность в "Сигме", я сделал вывод: твоя музыка заставляет чувствовать и видеть то, чего нет на самом деле. И я уверен, что ты можешь сотворить небывалое... Скажи, ты веришь в Бога?
Вопрос был неожиданным. Анатолий чувствовал, что здесь есть какой-то подвох.
– А что, моя вера или ее отсутствие имеет какое-то значение для выполнения работы?
– Имеет РЕШАЮЩЕЕ значение. От того, в кого или во что и как ты веришь, будет зависеть, поймешь ли ты до конца свою задачу. А еще от твоей веры или неверия будет зависеть то, как долго мне придется разъяснять тебе истинное положение вещей, открывать верное видение мира, всего сущего.
Чирков задумался. Потом медленно начал:
– Наверное, я материалист, хотя родители меня крестили в детстве. В церкви почти не бываю. Разве что на Пасху... Религия для меня, скорее, свод законов, установленных людьми для обуздания пороков общества. Что касается существования каких-то Высших сил... По-моему, это просто еще неизвестные нам законы мироздания. Когда-нибудь все то, что вызывает у верующих священный трепет, будет объяснено наукой. Такое ведь бывало и раньше. Солнечные затмения... Кометы... С этим уже разобрались, правильно? Сегодня очередь доходит и до чудесных исцелений, и до порчи, сглаза, всяких заговоров. Это некие энергетические воздействия, которые нельзя зафиксировать приборами. А завтра будет можно – если новые приборы изобретут... И так далее. Вот так я все это вижу.
– Да, обычная материалистическая концепция. Ну что ж, как показывает практика, очень многие материалисты, даже идеологи материализма, рано или поздно пересматривают свои взгляды. Стоит им только столкнуться с чем-то, что в корне опровергает придуманную ими теорию. Наверное, и тебе пора оторвать взгляд от поверхности и заглянуть поглубже. И учти: все, что будет явлено тебе, делается не для того, чтобы просто поразить твое воображение и заставить поменять убеждения, нет. Ты в какой-то мере Избранный. Один из тех, кто может помочь миллионам обрести веру. Постичь истину. Но для этого ты сам вначале должен пройти этот путь.
Толик не знал, что и сказать. Странно было слышать такие речи, более подходящие какому-нибудь проповеднику, чем преуспевающему бизнесмену. И как же шеф собирается доказать свою правоту? Какое чудо хочет явить? Лишь бы не принес в жертву прямо здесь, на крыше...
Кириченко открыл папку, вытащил из нее какие-то бумаги и показал лист с бурой кляксой. Это был контракт, с кровью на подписи Чиркова.
– Узнаешь? Твоя кровь.
– Вроде бы, кровью подписывают сделки вовсе не с Богом. Да еще пункт о душе....
– Намекаешь на Дьявола? – Кириченко улыбнулся, и это была улыбка совершенно нормального человека. Потом снова стал серьезным. – А кто такой Дьявол? Каждая религия трактует его по-своему. Для христиан – это Люцифер, Антихрист. Антихристами для многих из них были и есть приверженцы ислама. Для правоверных же мусульман слугами Дьявола являются как раз "неверные". И так везде. Получается, что Дьявол – это противник веры, которая и объявляет его Дьяволом. Противник Бога. Хотя, с точки зрения других религий, Бог как раз и может считаться Дьяволом. А теперь просто смотри, слушай и внимай.
Кириченко приложил большой палец правой руки к пятну крови на бумаге и, подняв к небу лицо, беззвучно зашевелил губами.
"Что-то у него с головой", – решил Анатолий. Больше он ни о чем подумать не успел, потому что в следующий миг на него обрушилось небо....
Больше всего это было похоже на прыжок в водопад. Конечно, в водопад Чирков никогда не прыгал, но, наверное, это происходило бы именно так. Он несся с бешеной скоростью, увлекаемый потоком. Направление движения перестало существовать, так же, как и сила тяжести. Определить точно, летит он вверх или вниз, вперед или назад, вправо или влево, он не мог. Это был просто полет куда-то.
Страх отсутствовал, тело стало легким как воздух, и нарастало ощущение блаженства. А потом зазвучала музыка, подобной которой он никогда не слышал.
С тех пор, как волей случая он перестал быть обычным человеком, его разум и тело чувствовали и создавали множество различных мелодий. Одни были прекрасны как юные девушки, как пробуждение природы весной, как ласковые материнские руки. Другие же были печальны как сама тоска на закате жизни. Третьи – ужасали, четвертые дарили азарт погони и возбуждение битвы, пятые несли с собой вожделение и наслаждение плоти. Но эта музыка была чем-то особенным и отличалась от всех, приходящих ранее, как простенькая мелодия, исполненная на пастушьей свирели или примитивная гамма отличаются от звучания огромного симфонического оркестра. Или как одинокая капля росы отличается от могучего водопада. Эта музыка, казалось, объединила в себе все слышимое им ранее. Она пронизывала его насквозь, она была вокруг и в нем самом. Музыкой становилось каждое его движение, каждый вздох. Каждая мельчайшая частица света, каждый пузырек воздуха, каждая пылинка были музыкой. Они отличались друг от друга, но вместе создавали не какофонию, а мощную безупречную гармоничную симфонию.
Музыка дарила не только ощущения. Она рождала мысли и, казалось, раскрывала смысл его существования. Чирков начинал Понимать. Симфонию переполняла огромная, безграничная сила, но она не казалась жестокой или пугающей. Она была просто силой. Силой, которая была пропитана Знанием, и поэтому могла ответить на любой вопрос. Она была пропитана Любовью, и поэтому могла усмирить безумие и ненависть. Она была полна Энергией, и поэтому легко могла растирать в порошок горы и поднимать к небу целые океаны. И еще, музыка умела превращать Хаос в Порядок. В этом и была ее главная сила.
Когда Анатолий осознал все это, он услышал голос Дирижера, Создателя и Руководителя этой симфонии:
– Теперь ты понимаешь, что такое совершенство?
– Понимаю, – ответил Толик. Ответил, не раскрывая рта, поскольку его ответы вылетали из головы все той же музыкой.
– Тебе бы понравился мой совершенный мир. Мир без войн, болезней и голода. Мир, где каждый бы знал свое предназначение и следовал ему. Мир с идеальным порядком, но без насилия. Никакого насилия, поскольку каждый знает отведенную ему в жизни роль и доволен ей.
– Но возможно ли, чтобы все одновременно были довольны своей судьбой? Есть короли, и есть нищие. Не могут же все стать королями!
– В моем мире – могут. Каждый будет исполнять свое предназначение и будет при этом счастлив, поскольку нет в мире большего счастья, чем понимать, что ты нашел свой смысл жизни и можешь ему следовать, не ощущая преград и противодействия. Каждый шаг человека будет ему в радость, а все происходящее – пределом его мечтаний.
– А как же воля, свобода выбора?
– Ты снова не понял, – Дирижер улыбнулся ему все той же симфонией. – Что такое свобода выбора? Это желание и возможность сделать для себя максимально хорошо. Ведь никто добровольно не будет искать беду. А воля – это способность отстоять сделанный выбор. Но у меня все и так будут иметь максимум хорошего. Получать любые блага, необходимые для счастья. Поверь, далеко не всем нужен целый мир. Многим достаточно куска хлеба и чистой одежды. В моем мире нет проблем, и каждый занимается тем, чем ему больше всего хотелось бы заниматься в жизни. И неважно, было ли это его желанием с рождения или оно родилось в момент приобщения к моему миру. Ведь все равно это будет его самое сокровенное желание.
– Да хоть и абсолютно счастливые – а умирать-то все равно придется...
– Естественно. Ведь смерть – всего лишь переход из одного бытия в другое. И если ты уверен в том, что там, куда ты уходишь, не хуже, а может и лучше, чем там, где ты сейчас, то ты уходишь, исполненный ощущением счастья. Все равно, что переселиться из хорошей квартиры во дворец. И каждый неизменно совершает этот переход. Иначе невозможно. Когда-нибудь и ты...
– Нет пока желания... Покажи мне весь свой мир целиком. Дай понять, как в нем живется, почувствовать течение жизни.
– Пожалуйста. Для тебя – с удовольствием.
– Почему? Чем я заслужил такое?
– Ты – ТОТ, КТО СЛЫШИТ. А еще ты тот, кто может дать услышать другим. Ты нужен мне. С твоей помощью я приведу твой мир в порядок. Ты можешь заставлять чувствовать и видеть других то, чего нет на самом деле. Теперь ты можешь дать им увидеть и почувствовать ТО, ЧТО ЕСТЬ. Это не будет для них обманом, это будет благом. Я покажу тебе, каким может быть твой мир.
– Мы отправляемся куда-то?
– Тебе ничего не нужно делать. Только внемли. Мое знание само перейдет в тебя.
Музыка, немного стихшая во время их диалога, вдруг зазвучала с новой силой. Ее водопад ринулся в него, даря ощущение и создавая образы.
Он увидел города. Огромные и величественные. С сияющими окнами красивых домов, прямыми улицами и бескрайними зелеными парками. На улицах множество почти бесшумных автомобилей, которые больше не извергают ядовитые выхлопы. Высокие трубы заводов выпускают в небо лишь легкие облачка пара, поскольку оснащены мощными фильтрами. На лицах прохожих умиротворение и благодушие. Совсем нет военных и людей в форме правоохранителей, а тюрьмы превращены в музеи и выставочные залы. Но везде – нерушимый порядок, всюду вежливость и предупредительность. Ни одного нищего, пьяного, ни одного удрученного горем человека. Красивые лица, красивые одежды... Жизнь в мегаполисах отлажена как швейцарские часы и не дает никаких сбоев. За пределами городов раскинулись плодородные поля в окружении могучих, разросшихся почти до первобытного состояния лесов. То тут то там ухоженные сады, где работают люди, такие же довольные и счастливые, как и в городах. Картины словно взяты из журналов "Сторожевая башня" и "Пробудитесь", которые направо и налево раздают иеговисты. Полноводные реки величаво несут по равнинам хрустально чистые воды, изобилующие рыбой. По синей глади озер плавают стаи уток и лебедей. По небу пролетают белоснежные самолеты. Их много. Люди больше не боятся летать, потому что самолеты надежны и не терпят аварий. Бескрайние просторы океанов и морей бороздят красивые корабли, размерами превосходящие "Титаник". Только они не тонут.
А Абсолютно Счастливые Люди абсолютно радостно делают изо дня в день свою работу. Работу, приносящую им удовольствие. Выращивают хлеб, выплавляют сталь, водят общественный транспорт, преподают в школах, возводят новые красивые дома, создают новые совершенные машины. Они не устраивают перекуров, потому что курение портит здоровье, хотя эта привычка и не под запретом. Просто все давно знают, что курить вредно, и курильщиков в мире совсем не осталось. Не осталось также и алкоголиков, наркоманов, воров, убийц и праздных прожигателей жизни. Общество Абсолютно Правильных, Абсолютно Здоровых, Абсолютно Порядочных и Абсолютно Счастливых Людей. Каждый с детства знает свое предназначение. И каждый радостно выполняет его на протяжении всей своей жизни. Так же радостно люди и умирают, достигнув возраста примерно ста десяти лет. Их родные не скорбят по ним и не плачут. Они знают, что умерших близких ждет другая жизнь, еще более счастливая, чем здесь. Еще Более Абсолютное Счастье.
Вообще, вся планета является единой цивилизацией, без раздела на расы и государства, с единым языком, без границ, армий и правительств.
И над всем этим миром кружит, обволакивая его, великолепная Музыка Абсолютного Счастья, управляемого Абсолютной Мудростью. Она везде. Но наиболее сильные ее волны исходят из многочисленных и одинаково прекрасных строений, на которые Толик уже обратил внимание. К ним постоянно стекаются тысячи, миллионы людей. Счастливых Людей, которые, выходя из этих дворцов, выглядят еще более Счастливыми.
– Что это за здания? – спросил Анатолий у своего незримого проводника.
– Это Храмы Новой Веры, – был ответ. – Веры, которая сделала возможным Рай на Земле.
Толику захотелось заглянуть в такой Храм. Желание было его собственным и совсем не сочеталось вибрациями с окружающей его звучащей Всемирной Гармонией. Наверное, потому, что им руководило обычное любопытство, а не та жажда поклонения святыням, что направляет истово верующих в Храм.
– Я могу туда попасть?
– Зачем? Ты и так увидел достаточно, а услышал и того больше.
– Мне надо туда попасть, – продолжал настаивать Чирков, – чтобы понять до конца...
– Нет. Ты не можешь. Это тебе не нужно.
Толик почувствовал, что чужая мощная воля начинает подавлять его собственную. Противиться такой силе было невозможно. Ведь это ее мир, где он всего лишь гость. Хоть и званый.
– Слушай Музыку, – прозвучал голос. – Слушай внимательно. Ты должен дать ее людям, и они будут такими же счастливыми. Это – твое предназначение.
Анатолий снова почувствовал давление силы. Он не привык слепо подчиняться приказам, и поэтому пытался закрыть свое восприятие, отгородиться от этого давления извне. Но тщетно.
А голос продолжал твердить:
– Слушай Музыку. Запоминай. Твори.
Он сдался окончательно. И стал растворяться в окружающей мелодии, становясь с ней единым целым, впитывая ее всей душой, которая осталась беззащитной перед водопадом звуков. В музыке он стал различать четкий ритм. Ритм показался ему странно знакомым: "та-та, та-та, та-та-та, та-та". Где он его слышал?
А мелодия продолжалась и продолжалась...
Внезапно все оборвалось. Он снова сидел на крыше "Антверпена".
– Как прошло путешествие? – спросил Кириченко.
– Это все было на самом деле? – выдохнул Толик.
– Это то, что может быть на самом деле. Один из вариантов развития будущего. Многие сотни лет мы отдавали все силы для того, чтобы приблизиться к цели. Нам помогал сам Господь, но во все времена были силы, пытающиеся помешать. И вот теперь, наконец, есть возможность закончить этот многовековой труд.
– Кто это – "мы"?
– Мы – это Знающие, осененные Верой. Те, кого коснулась Мудрость Господа. Мы всегда собирали не только лучшие умы, но и самые сильные характеры. Людей, наделенных знаниями и железной волей, людей могущественных, для которых превыше всего было наведение порядка, борьба с разнузданностью нравов и другими пороками цивилизации. Тебе же дарована великая честь стать композитором, практически соавтором построения нового мира, новой жизни. Надеюсь, увиденное убедило тебя и ты примешь правильное решение. Ты должен дать людям новую Музыку. Если не до конца убедило, то вот еще некоторые доводы. Ты сказал, что признаешь наличие неких энергетических воздействий. Наукой уже доказана решающая роль энергообмена на жизнедеятельность любой живой системы, будь то животное, человек или общество. В мире все устроено так, что одни организмы и излучаемая ими энергия являются необходимым материалом для существования и развития других. Растения поглощают энергию солнца, химические элементы почвы, воду, сами же выделяют кислород и служат пищей травоядным, человеку и прочим созданиям. Физические оболочки травоядных поедают хищники и микроорганизмы, обогащая почву минеральными соединениями. И так далее. Человек же отличается от других форм жизни тем, что нарушает все законы природного бытия. Это не только расхищение недр, загрязнение атмосферы и окружающей среды. Речь идет и об огромном количестве выделяемой людьми психоэнергии. Любая мысль энергетична и не исчезает в никуда, а оказывает воздействие как на природу, так и на общество. Абстрактное, творческое мышление и связанная с ним возможность концентрации мысли и выделяют человека среди других земных организмов. Некоторые люди могут силой мысли передвигать предметы. На что же тогда способны мысли целых народов и обществ? Какие последствия могут иметь собранные воедино мысли, например, всех бойцов воюющих друг с другом государств? Вооруженный конфликт между армянами и азербайджанцами вызвал, в итоге, страшное землетрясение в Армении. А серия национальных конфликтов в Закавказье и Средней Азии? За ними последовал шквал землетрясений в этих регионах, и эпицентры катаклизмов четко совпадали с районами конфликтов. То же самое можно сказать и о неожиданном для сейсмологов землетрясении в Калифорнии – ему предшествовала довольно длительная социально неблагоприятная обстановка. И восстание в Мексике тоже почти моментально спровоцировало землетрясение. Дальше – Афганистан, Пакистан, северные районы Индии. Мощнейшие тайфуны обрушились на побережье США как раз во время военных действий американцев в Афганистане и Ираке. Хотя районы стихийных бедствий и были удалены от мест боев, но ведь носителями агрессивных мыслей была почти половина американцев.
Представь, сколько негативной разрушительной энергии, продуцированной миллионами или даже миллиардами разумных обитателей Земли ежеминутно выплескивается в окружающее пространство вместе с чувствами и мыслями – гнев, взаимные обиды, ненависть, жадность, зависть... И мы уже начинаем пожинать горькие плоды наших посевов. Природные катаклизмы, неизлечимые болезни вроде СПИДа, изменение климата, неурожайные годы, новые войны и социальные потрясения, рост преступности и наркомании... Когда-нибудь, возможно даже, очень скоро, саккумулированные планетой в общем тонком поле запасы этой энергии могут вызвать цепную реакцию, остановить которую будет уже невозможно. Многие склоняются к мысли, что подобные периоды в истории Земли уже случались. И тогда, сметенная сокрушительной силой возмущенной природы, жизнь цивилизаций прекращалась на многие тысячи или даже миллионы лет. Этому находятся новые и новые подтверждения. И если у людей думающих, с чувством ответственности за будущее появляется возможность использовать эту самую мощную силу – силу человеческой мысли, не для разрушения жизни, а для служения человеку, они должны приложить все усилия для реализации такой возможности. И именно ты, Анатолий, можешь помочь запустить эту новую, позитивную цепную реакцию. Путь тебе уже указан. Решай. Ты должен воссоздать эту Музыку, принести ее в наш мир, чтобы ее услышали все.
Чирков никак не мог собраться с мыслями. Что-то продолжало его тревожить.
– Мне надо немного прийти в себя, – наконец выговорил он. – Все это как-то переварить...
– Хорошо, иди, переваривай. Я тебя понимаю. В клуб сегодня можешь не приходить – как-нибудь без тебя справимся. И думай, думай об этой Музыке.
– А я, наверное, и не смогу не думать...
Кириченко расплылся в улыбке. Это была улыбка триумфатора.
– Запись должна быть готова на послезавтра, Анатолий. Уверен, ты справишься.
* * *
– Привет. Как здоровье после вчерашнего-то? – Голос Андрея, доносящийся из мобильника, был хриплым, как будто тот накануне весь вечер распевал песни, съедая после каждой порцию мороженого. – У меня такой бодун, что "мама, не горюй"! Голова разламывается...
– Уже здоров, хвала индейцам. Ты чего на звонки не отвечал?
– Да я только что глаза продрал, а телефоны вчера по пьяни умудрился отключить. Чтоб никто, значит, не мешал... Знаешь, как-то неуютно мне после вчерашнего разговора. А не послать ли нам куда подальше милейшего Владимира Ивановича? Черт с ними, с этими деньгами! Мы и в "Сигме" себя неплохо чувствовать будем. А Марьин назад примет, уверен.
– Насчет "Сигмы" пока забудь. Я только что от милейшего, как ты говоришь, Владимира Ивановича. И есть у меня новости. Две хороших и десять плохих. Узнаешь – будешь себя чувствовать еще неуютней.
– О Господи! Что там еще стряслось?
– Это не по телефону. Ты через сколько сможешь быть в центре?
– Ну, через час, не раньше. С таким выхлопом мне за руль нельзя. А маршрутки от меня бегают препаршиво.
– Хорошо. Знаешь на Киевской "Розу ветров"?
– Знаю, бывал. Дым столбом и музыка орет...
– Такое только по вечерам. Днем это тихое местечко. Жду тебя там.
В "Розе ветров" все было по-прежнему. Толик заказал себе эспрессо и тут снова зазвонил мобильник. На этот раз звонила Вика.
– Здравствуй, милый. Как у тебя дела?
– Здравствуй.... – он помедлил, думая, что ей ответить. – Дела? Да вот, буду сейчас разбираться вместе с Андреем.
– Потом позвонишь, хорошо? А еще лучше – приезжай. Я до вечера у себя в офисе.
– Обязательно приеду, любимая, – пообещал Анатолий.
Он успел, не торопясь, выпить еще одну чашку кофе, когда Андрей, наконец, добрался до "Розы ветров".
– Ну, что там стряслось? – с ходу спросил Трошкин. – Нас хоть не уволили?
– Даже и не надейся. Все гораздо хуже.
– Что может быть хуже? Ты говорил, что у тебя есть новости. Две хороших и десять очень плохих, если я не перепутал. Ну и?
– Первая хорошая новость – нас премировали. По пятнадцать тысяч у. е. на брата.
– Отличная новость! После нее и сотня дурных не страшна. Я, пожалуй, передумаю увольняться. А вторая?
– А еще у нас есть заказ, от которого мы станем еще богаче. Сумму шеф пока не назвал, но думаю, это будет гораздо больше нашей премии.
Андрей даже подскочил на стуле:
– И после этого ты еще надеешься чем-то меня огорчить?! Какие же должны быть твои плохие новости?! Разве только нам за это ампутируют почки, печень и переменят пол.... И то, я, наверное, стерплю, так и быть!
– Десять очень плохих новостей значит, что мне это совсем не нравится. Причем не нравится настолько, что я готов даже отказаться от заказа. Вот только такую возможность мне вряд ли предоставят. Послезавтра я должен вынуть и положить шефу готовую запись.
– Ни хрена не понимаю! Давай-ка по порядку.
Анатолий изложил другу все сегодняшние впечатления. Разговор с шефом... Свои ощущения... И, конечно же, – момент озарения, общение со всемогущей неизвестной сущностью. Путешествие в "идеальный мир" – и музыка, чья сила и великолепие затмевала все ранее слышанное им. И по мере того как он рассказывал, Андрей хмурился все больше.
– Знаешь, Толян, все это очень смахивает на параноидальный бред после коктейля из самых тяжелых галлюциногенов. Но это не бред. После твоего вчерашнего рассказа... После сумасшествия в клубе... А давай-ка попробуем все проанализировать. Только факты.
– Все факты складываются, в основном, из моих ощущений.
– Вот и будем опираться на них, как на объективные реалии. Я доверяю твоей интуиции и предлагаю считать ощущения свершившимся фактом. Значит, что мы имеем? Тебе заявили, что существует некая Сила, и ей зачем-то нужна твоя помощь. Так?
– Вроде, так.
– Отсюда первый вывод: эта Сила не всемогуща. Для обретения большего могущества ей нужен ты, наделенный своим талантом.
Толик задумчиво кивнул и полез в карман за сигаретами. Андрей продолжал:
– Для того, чтобы убедить тебя в реальности существования этой Силы, шеф проводит манипуляции с твоей кровью на контракте и в результате ты ощущаешь ее существование. Ты можешь чувствовать ее присутствие, общаться с ней, задавать вопросы и получать ответы. Ты получил ответы на все свои вопросы?
– В общем – да.
– Хорошо. Далее тебе было рассказано о пагубном влиянии человека на природу, о нарушении им всех законов бытия. И о желании Силы изменить поведение людей для их же блага и блага всего мира.
– Именно так.
– Тебе дали возможность увидеть и услышать тот мир, то его звучание, которое желательно Силе. Но это был муляж. Модель, этакая видимая фантазия. Твоя или этой Силы. И там все хорошо, прямо рай на Земле. Мир без насилия, горя, жестокости и так далее. Правильно?
– Правильно, – подтвердил Анатолий.
– И вот мы подходит к главному, – Андрей поднял палец. – Несмотря на то, что и шеф, и его "высшее руководство", назовем его так, были достаточно убедительны, все-таки что-то в том, что ты слышал и видел, тебе не понравилось. Причем не понравилось настолько, что перечеркнуло весь тот позитив, который явили тебе, чтобы привлечь на свою сторону. И вот теперь, дружище, самое главное – найти тот момент, то слово, ту картинку или ноту, которая испортила этот океан меда. Какая-то мелочь, зацепившись за которую, твоя интуиция не дала тебе возможности полностью поверить в эту сказку. Попробуй вспомнить эту зацепку.
– Попытаюсь, – Толик сосредоточенно потыкал окурком в пепельницу. – Итак, вспоминаю весь негатив. Первое – мое личное предубеждение против Кириченко, связанное со всем происшедшим ранее. Если бы на его месте был, например, ты, мне было бы легче. Второе – это пресловутая капля крови на моем контракте. Как ни крути, а прочно сидят во мне стереотипы, заложенные всякими обличителями Дьявола... Но все это так, не стоит серьезного внимания. Настоящее же было в другом... – Он задумался, вспоминая свои видения. – Вот оно, пожалуй! От музыки и того прекрасного мира я просто кайфовал и мог поверить чему угодно. Но когда я захотел попасть внутрь храма, внутрь одной из этих спиральных конструкций, меня не пустили. Причем сделали это бесцеремонно, отказав без объяснений... Просто заявили, что мне это не нужно, это лишнее. Мол, все что надо я уже увидел. Было ощущение, что меня уводят от чего-то, что мне знать нежелательно. Вероятно, там и был какой-то подвох. Начали подавлять мою волю, не оставив мне возможность выбора.
– Вот мы и подошли к главной загадке. Что же хотели от тебя скрыть? Если тебе нельзя было этого видеть, значит это что-то могло повлиять на твое решение помочь. Отвратить тебя от цели.
– Да, наверное, ты прав. И еще... Понимаешь, этот мир, этот нарисованный рай был таким уж правильным, таким идеальным...
– Что был неестественным. Ты это хочешь сказать?
– Точно! Все это выглядело слишком пасторально. У меня даже появилась мысль, что он похож на картинки в журналах "Сторожевая башня" или "Пробудитесь". Ну, знаешь, те агитки, что раздают бабушки из секты "Свидетели Иеговы" на улицах...
– Знаю, видел такое. Колосящиеся поля, лазурное небо, добрые тигры и крокодилы играют с детьми, пока их родители с лицами счастливых даунов смотрят вдаль на восходящее розовое солнце. А вокруг – цветущие сады и шедевры архитектуры.
– В точку, Андрюха!
– Знаешь что, Толян, – подумав, сказал Трошкин. – Попробуй и меня подключить к этой музыке. Хочу ее послушать. А там будем решать. Только отказаться все равно не получится – ты контракт подписывал? Подписывал. И я подписывал. В случае чего, обдерет нас шеф как липку, оставит голыми, босыми и в долгах...
– Мда-а... – уныло протянул Чирков. – Ты прав. Тогда что – идем работать? Ох, и не хочется же мне в клуб...
– А зачем в клуб? Давай лучше заглянем в "Сигму", в старый добрый отдел рекламы. То да се... Ностальгия, мол, замучила. Решили зайти по старой памяти, узнать, как дела. Помочь, может, чем надо? Ну, мелодию какую-нибудь до ума довести или еще что. В общем, по обстоятельствам.
– Годится, Андрюха!
* * *
На старом месте работы их встретили радушно, хотя Марьин в свое время был очень огорчен их уходом. Но он понимал, что человек ищет где лучше, и они расстались без обид.
Пожав в коридорах "Сигмы" бессчетное количество рук и выслушав массу приветствий и новостей, Чирков с Трошкиным добрались таки до своего бывшего рабочего кабинета, где теперь обитал их преемник Серега. Тот им обрадовался. Безусловно, эти двое ангелов-хранителей явились сюда именно для того, чтобы помочь ему, несчастному, заезженному работой! Ангелы-хранители не только пообещали причесать пару-тройку музыкальных тем, но и предложили Сереге пойти часика на два отдохнуть, попить кофе, пока они будут колдовать над его задачами. И Серега тут же умчался, не почувствовав никакого подвоха.
– Ф-фух, стыдно перед ним, – сказал Толик, когда они остались одни. – Обманули парня...
– Хватит сантиментов, – оборвал его Андрей. – Давай-ка за дело. Сделаем – и поможем ему. Потом. Если захотим.
– Хорошо. Дай мне только минут пять тишины. И дверь запри, чтобы не мешали.
Чирков полуприкрыл глаза, настраиваясь на нужный лад, вновь будя в себе пережитые утром ощущения. Ждать долго не пришлось. Музыка сидела в нем, заполняя до краев его сознание подобно молодому шипучему вину в закрытой фляге, готовому вырваться наружу, как только появится такая возможность. И вот очертания комнаты дрогнули, размываемые могучими силами вибраций...
Когда музыка была записана, они решили прослушать ее.
И она унесла их обоих в огромный неизведанный океан нового неизведанного мира. Толик не знал, что видит и чувствует его друг. Для него самого новое путешествие было повторным просмотром. Только теперь у него была конкретная задача: проникнуть в один из Храмов Новой Веры, не привлекая внимания хозяина этого мира. Прогуляться, так сказать, по границе, избегая пограничных постов. Знать бы только, где находятся эти посты... Если представить, что ты паришь высоко в небе, словно спутник-шпион над неприятельской территорией, и стараться сдерживать свои эмоции, которые может запеленговать вражеский радар, может, и удастся проскочить. Мысленно он попытался подняться еще выше...
– Здравствуй, Тот Кто Слышит! Ты вернулся потому, что у тебя есть новые вопросы?
Как наивен он был, надеясь остаться незамеченным! Ведь он находился в мире, создатель которого и был этим миром. Пришла пора поднять руки и сдаться в плен.
– Да, у меня много новых вопросов. И для того, чтобы моя работа была успешной, я должен знать ответы на них. Мне надо полностью понять звучание твоего мира. И, возможно, мне придется возвращаться сюда снова и снова.
– Ты можешь получить ответ на любой вопрос. Но разве ты не чувствуешь, как уже сам становишься частью меня, а этот мир – частью тебя?
– Чувствую, но эта связь еще не настолько сильна. Остаются сомнения. Помоги мне развеять их.
– Хорошо. Я хочу, чтобы ты, даже выйдя на время из нашего с тобой мира, оставался его частью и хранил в себе мои знания и силу. Мы будем вместе столько, сколько ты пожелаешь. Я готов передать тебе свои знания.
– Как ты делаешь счастливыми всех, кто приходит к тебе, кто принимает твой мир?
– Ты уже спрашивал об этом, но я отвечу тебе еще раз. Любой, принадлежащий к моему миру, волен исполнить свое предназначение, получая за это максимальное вознаграждение. Оно может быть не только материальным, то есть – набором всяческих благ. Признание, слава, почести – все будет к его услугам. И это – при сохранении личной свободы. Для тебя ведь тоже свобода выбора, свобода поведения значит очень много, не так ли? Ты не любишь, когда тебя заставляют делать то, что тебе не нравится или не дают тебе то, чего ты хочешь. Именно из-за этого у тебя и возникли сомнения при нашей первой встрече? Из-за того, что тебе не дали возможности попасть в Храм?
– Да...
– Ну, так вот: в Храм ты можешь попасть в любой момент, когда захочешь. Мой отказ – это всего лишь попытка помешать тебе напрасно тратить время. Вряд ли ты найдешь там то, о чем я не смогу тебе рассказать. В мои Храмы ходят для того, чтобы лучше почувствовать нашу силу, обрести большую уверенность в себе.
– Но ведь каждый должен давать что-то взамен. Что берешь взамен ты?
– Только одно. Веру в меня. Кроме Веры меня больше ничего не интересует.
– А что в твоем понимании свобода? Ведь не могут же все поголовно пользоваться НЕОГРАНИЧЕННОЙ СВОБОДОЙ?
– Свобода ограничивается во многом собственным сознанием, навыками и ценностями, приобретенными на протяжении жизни. Главное – это соблюдение принципа: не навреди другим, не ограничивай их свободу, как они не ограничивают твою. Если кто-то хочет получить удовольствие от насилия, совсем не обязательно делать кому-то плохо. В мире достаточно людей, мечтающих о насилие над собой. Я помогу им найти друг друга. И то, что в обычном мире считается преступлением, в моем мире станет счастьем для обоих. Или, например, свобода выбора партнера. Разонравился один сексуальный партнер, всегда найдется другой, третий, сотый, который будет рад тебе. Дальше, так называемое чувство долга, мучащее миллионы людей. Родители должны заботиться о детях, хоть многим это уже давно надоело. Выросшие дети – о пожилых родителях. Им бы жить и наслаждаться жизнью, а не растрачивать на стариков свое драгоценное время. Чувство долга к тем, кто сделал тебе добро... Ерунда! Тот, кто оказал тебе услугу или помощь, уже сам вознаградил себя сознанием своей нужности. А такие понятия как "долг родине" и "долг обществу" – вообще выдуманы для лучшей эксплуатации одних другими. Любой родине и любому обществу абсолютно безразлична судьба отдельного индивидуума. И, как правило, большинство детей и родителей не хотят заботиться друг о друге. И если и тем и другим создать нормальные условия существования, обеспечив всем необходимым, зачем тогда эта забота? Зачем волноваться, не спать ночей, делая над собой усилия и забывая о радостях жизни? Даже в твоем мире уже очень многие понимают это и меняют свое отношение к тому, что принято называть "чувством долга". В США, в европейских странах родители высылают дополнительные деньги детям, которые учатся в других городах, чтобы те не приезжали домой на каникулы и не нарушали привычный для родителей образ жизни. А выросшие дети обеспечивают постаревшим родителям спокойную комфортную старость в специальных пансионатах, где те проживают, избавленные от всех бытовых забот. Все же освободившееся время можно посвятить реализации своей личности, зарабатыванию денег, творческому росту и получению удовольствий. Главное – не ущемлять права других людей. Они тоже вольны жить так, как им хочется.
– И все это дело рук тех, кто верит в тебя?
– Конечно. На земле много людей, верящих в меня, осененных знанием Истины. Они не тратят попусту свою жизнь, мечась в бесплодных поисках идеала. Да и везде понятие идеала разное. Оно меняется сообразно времени и политике. Но новое время все равно наступит. Оно наступит даже и без твоей помощи. Ты, донеся до мира мою музыку, только ускоришь этот процесс и поможешь избежать ненужных жертв.
– Жертв?
– При любых глобальных переменах всегда есть жертвы. Они неизбежны. Потому что многие заблудшие души не в силах разорвать привычные стереотипы, даже если они вредны и мешают нормальному развитию личности и общества. Вспомни хотя бы петровские реформы. Им противилась, наверное, большая часть общества. И не только бояре старой формации – у большинства тогда не было достаточно знаний, чтобы понять их полезность и принять. Это сейчас всем очевидна польза тех перемен. Тогда же народу понадобилась почти сотня лет, чтобы поверить и привыкнуть, и многие тысячи жизней были отданы как сторонниками, так и противниками перемен. Но реформы произошли, открыв новые возможности развитию прогресса. Путь, предлагаемый мною сейчас, является практически бескровным. С твоей помощью мы сможем показать то, чего девяносто процентов людей лишены сегодня. Именно для этого и нужна моя музыка. Сделав ее слышимой для всех, ты дашь возможность каждому человеку ощутить мой мир, то знание, силу и, самое главное – ту радость, что исходит от него. Да, именно РАДОСТЬ, без которой жизнь каждого и жизнь цивилизации смысла не имеет.
Анатолий молчал. Он понимал все, что говорит ему невидимый собеседник. Но для того, чтобы вникнуть, взвесить все доводы, требовалось время. Он находился где-то на границе ирреального и реального мира, окутанный серебристым туманом, не ощущая пространства и течения времени. Здесь его заменяла музыка и этот голос. Собеседник, истолковав его молчание не как согласие, а как сомнение, продолжал:
– Хочешь возразить? А ты ли этого хочешь или та идея об окружающем мире, которая ведет тебя по жизни и заставляет смотреть на все через искажающее стекло? Но ведь это всего лишь идея, одна из множества! Ведь как устроен человек? Если предложенная ему модель жизни и устройства мира совпадает с его моделью – значит это хорошая модель, если нет – плохая. Если же посмотреть, как влияет личное мировоззрение на твою жизнь, может выясниться, что весь твой опыт, усвоенные знания и установки только усложняют ее. Отягощают безрезультатными поисками эфемерного понятия "счастья", заставляют страдать, волноваться и растрачивать огромное количество энергии на действия не только ненужные, но, зачастую, вредные для тебя же. Представь теперь, что ты создан Творцом не для чего-либо, а просто потому что. От момента создания человеку было уготовлено не тяжко трудиться и решать проблемы, а развиваться и наслаждаться жизнью. Это и был тот самый библейский Рай. Почему же он был потерян для человека? Да просто из Рая человека изгнал его собственный ум.
– Как это ум мог изгнать нас из Рая? Ведь он – ум, от слова "умение"...
– Пока он только и сумел, что усложнить человеку жизнь. Животные, руководствуясь только инстинктами, гораздо счастливее людей. Ум – это и есть тот запретный плод, съев который, наши предки стали задавать себе вопросы: "Кто я? Зачем пришел в этот мир?" Вопросы эти рождали новые и новые размышления, заставляя человека стремиться ко все большему совершенству и страдать от того, что эта задача не выполняется. Человек, управляемый неопытным умом, превратился в средство для разрушения. Именно потому почти вся история – это история войн. Это ум воюет с себе подобными, но отличными от него умами. И хоть по сути своей все люди одинаковы – творения Господни, но ум разный. Вот так и появились разные языки, типы внешности и все те отличия, что делят человечество на расы и народы. Так и создаются разные устои, законы, писаные и неписаные правила.
– То есть, не имея возможности познания добра и зла, не умея отличить их друг от друга, человек все будет воспринимать как благо?
– Именно так. Но, спрашивая меня об этом, ты уже представляешь себе убийства, поедание людьми друг друга и тому подобное. Однако без этого запретного плода ничего подобного ни одному человеку и в голову не придет. Это именно ваш ум, ваше ложное представление о мире, дает некоторым возможность получать удовольствие от подобных вещей. Животным это не нужно.
– Но ведь и животные, даже одного вида, иногда поедают друг друга.
- Да, но это для них является своего рода донорством или санитарной обработкой, продиктованной необходимостью, и не вызывает горя у тех животных, которые наблюдают за этим со стороны. А теперь, если хочешь, ты можешь посетить один из Храмов, чтобы почувствовать и понять, что движет моим миром. Твой друг еще там.
– Андрей?!
– Да. Не думаю, что ты сможешь там пообщаться с ним. Это связано с особенностью моего мира. Но лучше тебе увидеть все самому.
Голос смолк, а Толика повлекло вниз, туда, где среди зелени полей высилась одна из спиральных построек. Она приближалась, очертания становились яснее и яснее. И все громче звучал ритм, услышанный им еще во время первого визита: "Та-та, та-та, та-та-та, та-та..." Анатолий увидел вереницу людей у дверей. Вот уже и сам он вступил под арку из белого камня.
Он ожидал увидеть внутри что угодно. Он был готов к любым архитектурным формам. Там могли твориться любые ритуалы, происходить оргии и совершаться жертвоприношения. Но все оказалось иначе. Описать то, что он почувствовал, как только попал внутрь, было очень трудно – в памяти отсутствовали аналоги. Ни знакомых красок, ни знакомых предметов, и непонятно – ночь сейчас или день, светло или темно... Впрочем, это его нисколько не волновало. Ни лиц, ни фигур... Остались только одни эмоции, точнее, одна эмоция – РАДОСТЬ. Огромная всеобъемлющая радость от того, что он влился в НЕЧТО, а нечто влилось в него. Радость от осознания себя клеточкой огромного могучего организма. Ты выполняешь свою функцию, пропускаешь через себя или выделяешь свою жизненную энергию, и сам этот процесс доставляет немыслимое наслаждение. Наслаждение тем, что есть, что происходит. Умри в такой миг – и смерть будет таким же наслаждением. Если отомрет одна из клеток, окружающих тебя, и это будет воспринято как должное и с радостью.
Еще он понимал, что смотрит в этот момент тысячами или миллионами глаз, дышит миллионами легких, думает миллионами голов. Огромное, оглушающее и безумно приятное ощущение общности, сопричастности к огромному живому и прекрасному миру. Прекрасному уже оттого, что это был его мир. Он не видел лиц, не слышал голосов, но в то же время все они были его лицами, их голоса – его голосом. А сам он был чьими-то руками, глазами, сердцем. И этот сладкий, завораживающий ритм и был ритмом этого сердца. Все, что беспокоило его, бесследно исчезло. Куда-то делись мысли о Виктории. Он не знал больше, кто это, и она была ему не нужна. Пропали воспоминания о Меере. Исчезли страхи о будущем, испарились планы и стремления, не стало больше желаний кроме одного – оставаться здесь, и ощущать себя маленькой частичкой всего сущего, и дарить свою энергию, делиться радостью. Он был кирпичом в стене этого мира, почвой под ногами прохожих и одновременно солнечным светом, льющимся с высоты, листом на дереве и каплей воды в реке. И окружали его такие же кирпичи, лучи света, листья и капли воды, как он сам. Их было много, немыслимо много. Живя в одном организме, они ощущали друг друга, но знали, что если отомрет одна из клеток – ничего страшного, происходит обычный процесс обновления. Значит, скоро ее место займет другая. Если бы в данный момент он мог думать ассоциативно, то уловил бы сходство своего состояния с тем, которое испытал тогда, в первый раз, в "Антверпене", когда все находящиеся в клубе радостно бились в одном ритме, задаваемом его "Экстазом". Общие движения и общая радость от своей принадлежности к единому могучему и очень многочисленному племени. И великая музыка. Музыка силы, единства, радости. Он не сможет теперь забыть ее. Такое не забывается. Один раз проникнув в тебя, пропитав своей энергией, подобные творения остаются с тобой навсегда.
Анатолий не ощутил момента обратного перехода. Просто обнаружил себя сидящим в знакомой комнате рядом с Андреем. Музыка все еще была в нем, связывая его незримой, но прочной нитью с тем миром, где он только что был. Реальность возвращалась, но уже не была той, знакомой с детства реальностью. Теперь он мог сравнивать два мира. Ощутить убожество обыденности, которая выглядела куличиком из песка рядом с величественной египетской пирамидой вновь узнанного.
Выбор был сделан.
Он посмотрел на Андрея. И тот повернулся к нему. Их взгляды встретились. И не нужно было никаких объяснений. Оба понимали, что испытывали одно и то же. Они принадлежат теперь общему организму. Он был их домом, родиной, матерью. И оба знали свою роль.
– Ну, что, звоним? – спросил Андрей.
– Звоним.
Толик набрал на мобильнике номер и услышал знакомый голос. С этим голосом у них теперь было много общего.
– Слушаю.
– Владимир Иванович, музыку мы с Андреем сделали. Во всяком случае, черновой вариант. Теперь будем дорабатывать.
– Молодцы, братья. Мы все надеемся на вас. Ждем до субботы.
– Пошли работать, брат, – сказал Чирков, выключая мобильный телефон. – Все надеются на нас.
– Сейчас, только перепишу на флэшку.
Когда Трошкин уже убирал флэш-карту в карман, в дверь постучали.
Андрей открыл – и в комнату вошел темноволосый парень. Всклокоченные волосы, бегающие глазки. Жалкий вид. Да еще с сигаретой, дым которой превращал и без того затхлый воздух помещения в отвратительный ядовитый смрад.
– Ну, что, парни? Что-нибудь вышло?
"Кто это? – подумал Толик. – А, преемник..."
– Вот что, Сергей, – услышал он голос Андрея, – у нас все получилось. Но результатов тебе сейчас не дадим. Дня через три-четыре. Хорошо? Надо кое-что доделать. Но ты не переживай. У тебя скоро все будет о’кей.
– Парни, вы что, обкурились чем-то? – удивленно спросил парень. – Что у вас с глазами?
– Нет, уважаемый Сергей, – не знаю твоего отчества, – мы вообще больше не курим. И тебе не советуем. Вредно очень. Наверное, потому у тебя мозги работают медленно. И как тебя только Марьин держит?
– Э-э, мужики, – Серега стал еще более растерянным и жалким, – я вас чем-то обидел, что ли? Ведь сами сказали, что поможете...
– Не расстраивайся, это – шутка. – Рот Андрея растянулся в улыбке, но глаза остались бесстрастными. – Поможем, раз обещали. Я же сказал – дня три-четыре подожди и все. А курить и вправду не надо. Мы свою отраву и сами сейчас выбросим. Правда, брат? – Он взглянул на Толика.
– Конечно. – Анатолий отдал ему свою, едва начатую, пачку "Davidoff" и с удовольствием смотрел, как она летит в корзину для мусора вместе с Андрюхиным "Marlboro". – Счастливо тебе. – Он протянул Сергею руку и внутренне порадовался, глядя, как тот испуганно и неуверенно пожимает ее. Черт возьми, приятно, все-таки, осознавать свое превосходство!
И, пропустив Андрея вперед, бодро зашагал за ним по ставшим вдруг тесными коридорам "Сигмы".
– Разбежимся, отдохнем часика три, а после за дело, годится? – предложил он Андрею, когда они вышли на улицу. – Чувствую, организм еще не пришел в себя после вчерашнего отравления. Как бы это не сказалось на нашей музыке.
– Согласен, – ответил Андрей. – Надо же быть такими идиотами, чтобы влить в себя столько яда. Ну, ничего, брат. Главное, как говорят, вовремя остановиться.
Они пожали друг другу руки и разошлись.
Уже сидя в такси и глядя на идущих по тротуару людей, Чирков думал о том, какие же все они жалкие, беспомощные и суетливые. И чужие. Ладно, это ненадолго...
По дороге он заехал в супермаркет. Надо было купить какой-нибудь экологически чистой воды и хорошего зеленого чая и выводить из организма всю ту гадость, что накопилась за годы бездумного прожигания жизни. Почему-то он знал, что Андрей сейчас делает то же самое.
|
