1|
2|
3|
4|
5|
6|
7|
8|
9|
10|
11|
12|
13|
14
* * *
Тучи уже полностью затянули небо над городом, брызнули мелким осенним дождем, который мог бы ввести в уныние и людей, менее отягощенных проблемами.
– Вика...
– Да? – Она не отрывала взгляда от мокрой дороги.
– Потом надо будет ко мне. Андрей должен заехать.
– Ох, я даже не спросила, как он там? Как у тебя все прошло?
– Нормально. Только горло до сих пор болит, Андрюша придушил немного. Он в церковь поехал, к знакомому батюшке. Думает, что все это происки сил зла.
– Все может быть... – задумчиво сказала Виктория.
Мобильник Чиркова издал знакомые позывные. Толик торопливо, чуть не уронив, достал из кармана телефон.
– Да, Андрей.
– Алло, Толян! – голос друга был возбужденным. – Уже еду к тебе. Слушай, я все понял! Я же говорил, что обязательно должен побывать в церкви! Я знаю, как решить проблему раз и навсегда. Это не просто, но возможно. Только что понял!
– Только что? Так это не твой отец Стефаний тебе растолковал?
– Он мне действительно помог, Толян. Но самое главное – я молился. Молился так, как никогда в жизни! И на меня снизошло... В общем, я почувствовал озарение или Божью благодать, называй как хочешь. Это словами не выразить, это надо почувствовать самому. И вот сейчас я все понял. Понял эти последние кадры из "Мерлина"...
– Стоп! – перебил его Толик. – При чем тут "Мерлин"?
– Ну, фильм голливудский... Помнишь такой?
– Фильмов этих голливудских – навалом. Вроде, смотрел когда-то, но помню слабо.
– Только ты ушел, я и сам начал собираться. Ну, и для фона включил телек, первый попавшийся канал. А там как раз этот "Мерлин" идет. Я-то его отлично помню, недавно смотрел. А сейчас попал на самую концовку. Смотрел, сам понимаешь, вполглаза. Больше слушал, да и то не все. Потом телек вырубил и поехал. Нашел батюшку, пообщался. Рассказал ему все, что мог. Ну, он говорил немного, но самое главное – объяснил, как следует молиться и защиты у Господа просить. Вот я и постарался. Всю душу в молитве выложил, как мог и умел. Ну, и тут снизошло... Хоть конкретного ответа мне и не дали, но у меня после молитвы словно глаза открылись.
– И что ты увидел?
– Понимаешь, Толян, все мелочи, все, что тебя окружает, что было раньше, и на что обычно не обращаешь внимания, вдруг превратилось в подсказки, объяснения и указания. Все, ну все вокруг стало исполнено смысла, как будто кто-то стал мне переводить суть предметов на человеческий язык. И вот буквально три минуты назад я вспомнил этот эпизод из фильма. И все понял! Тебе просто надо создать музыку, обра...
Голос Андрея прервался, в трубке сильно зашумело, а через несколько секунд телефон выключился. Напрасно Чирков раз за разом набирал номер Трошкина. В ответ он слышал только одно: "Извините, абонент временно недоступен".
– Черт бы побрал эту связь! – в сердцах сказал он. – Андрюха начал говорить, как решить проблему, но прервался на полуслове и трубку больше не берет.
– Что он успел сказать?
– Да я так и не врубился. Что-то о музыке, которую надо сделать. Он был в церкви и что-то понял. Не знаю, что именно... Приедет – расскажет. И еще это как-то связано с американским фильмом "Мерлин".
– У меня дома, кажется, есть такой.
Вика остановила машину у своего подъезда и повернулась к Чиркову:
– Ты со мной или подождешь здесь?
– Конечно с тобой. Я считаю, что тебе вообще теперь не стоит отходить от меня.
Вика удивленно посмотрела на него:
– Почему?
– Боюсь, что с Андрюхой что-то случилось, предчувствие у меня какое-то нехорошее. От Борисовки километров сорок, не больше. Если возле моего дома его не будет, то... То надо ехать туда, на трассу... Вместе. Потому что самое безопасное место для тех, кто мне дорог, это рядом со мной. Ведь со мной-то случиться ничего не должно, я нужен им, понимаешь? И Андрюха бы меня не задушил, разжал бы пальцы в последний момент... Если я не смогу создавать музыку, то вся эта их грандиозная травля потеряет всякий смысл. Так что держись поближе ко мне, что бы не случилось.
– Хорошо, – кивнула Вика. – Я и так не собираюсь с тобой расставаться.
Все прошло гладко. И лифт доехал, и дверь квартиры открылась без помех, и в самой квартире все было на своих местах. Никакие киллеры не ждали их там, сейф в комнате Вики услужливо распахнул свою дверцу, и пока она перекладывала в карманы и сумочку его содержимое, Толик успел перебрать диски с фильмами и найти "Мерлина". На всякий случай Виктория сложила в пакет спортивный костюм, куртку и кроссовки, и прихватила кое-какие документы.
Когда они отъезжали, Толик еще раз попробовал дозвониться до Трошкина – и опять безрезультатно.
Не оказалось светло-бежевого "опеля" Андрея и возле дома Чиркова...
– Давай к Борисовке, Вика, – мрачно сказал он.
Виктория порылась в сумочке и извлекла оттуда пачку долларов.
– На, возьми. Пусть и у тебя будет какая-то часть. Нельзя все яйца хранить в одной корзине. Так и мне спокойнее будет.
– Сколько тут?
– Тысяч семь-восемь. Считать, сам понимаешь, было некогда.
Он сложил пачку пополам и сунул в карман джинсов. Вновь набрал номер Трошкина. Тщетно.
"Андрюха... Что же с тобой стряслось, друг?"
* * *
Милиция остановила их на окружной дороге. Пока страж порядка вперевалку шел к красному "мицубиси", Вика сказала Анатолию:
– Смотри внимательно. Главное – глаза. Если что – будем прорываться.
Она включила свет в салоне, извлекла из бардачка права и техпаспорт и опустила стекло, но мотор не заглушила. Толик понял, что ее нервы, видимо, тоже напряжены до предела. Он попытался собрать всю свою волю, чтобы унять дрожь в коленях. Неужели отныне весь мир будет восприниматься так враждебно? И то, что раньше было привычной мелочью, как эта проверка документов, теперь будет представлять угрозу?
Сержант уже склонился к окошку и, увидев его нормальные, чуть покрасневшие от усталости или от вчерашней гулянки карие глаза, Чирков облегченно вздохнул.
– Добрый вечер! Сержант Обушко. Куда следуем? Что везем?
– Добрый вечер. – Вика улыбнулась одной из тех своих очаровательных улыбок, что часто лишали мужчин дара речи, одновременно протягивая инспектору документы. – Едем в Борисовку. Везем самих себя.
Сержант привычным взглядом изучил права и техпаспорт и возвратил владелице.
– Счастливого пути, – козырнул он. – В двух километрах серьезная авария и объезд затруднен. Так что не гоните.
– Спасибо. Удачи вам.
Сержант уже косолапил к следующему автомобилю, приближавшемуся со стороны города. Гальперина плавно нажала на газ и машина тронулась.
– Ф-фу-у.. – выдохнула она. – Чувствую, что нервы мои сдают. В жизни никогда не дергалась из-за ментов. А тут прямо чувствовала себя преступницей на чужой машине, да еще с трупом в багажнике.
– У меня дела не лучше...
Место аварии они увидели издалека. Блики мигалок милицейских машин отражались в боках огромного МАЗа, которого развернуло поперек дороги. Второй машины видно не было.
Не доезжая до оградительных колпаков, Виктория съехала на обочину, заглушила мотор и надела куртку.
Они вышли из машины. По-прежнему моросил дождь. Толик поежился, ощущая, как сырой холодный ветер продувает его свитер, казавшийся до этого таким теплым.
Возле МАЗа толпилось десятка полтора водителей, тоже притормозивших неподалеку. Толик поискал глазами "скорую помощь", но она, видимо, уже укатила. В реанимацию. Или – прямо в морг...
– Много трупов? – спросил Толик у усатого мужчины лет пятидесяти, типичного шофера-дальнобойщика.
Тот поднял указательный палец:
– Один. Парень слишком быстро шел. Асфальт мокрый, не вписался в поворот. Вынесло на встречную – и прямо под МАЗ. Тот водила уцелел, хотя тоже побился крепко...
– А что за легковушка? – голос у Чиркова дрожал.
– Да хрен разберешь. Там куча металлолома, – усатый показал куда-то за МАЗ. – Что-то бежевое.
Внутри у Толика все оборвалось. Неверными шагами он направился к грузовику. Виктория, поежившись, последовала за ним.
В искореженной машине, лежащей на боку и сплющенной так, что оставалось только гадать, как оттуда извлекли тело водителя, невозможно было опознать какую-нибудь марку. Анатолий обошел ее сзади и посмотрел на номер.
Сомнений быть не могло. Это был "опель-вектра" его друга. Точнее, все, что от него осталось...
Ноги отказались служить ему. Машинально отступив назад, Толик присел на мокрую обочину. И, наконец, заплакал. Слезы лились по щекам, смешиваясь с каплями дождя, который, хоть и был холодным, но не мог остудить пылающее лицо. Он сидел, и не чувствовал ничего кроме этого жара и зловещей, холодной и беспощадной музыки, которая врывалась в его сознание. Она текла и от изуродованной машины и откуда-то издалека, куда увезли тело его друга. Теперь он знал, как звучит Музыка Смерти. Как же не похож на нее был марш, сочиненный Мендельсоном...
Кто-то обнял его за плечи и погладил мокрые от дождя волосы.
– Пойдем, Толя... Пойдем...
Она взяла его за руку, подняла и почти насильно, как маленького ребенка, повела за собой. А он шел, не видя ни дороги, ни луж, ни осколков стекла...
* * *
Они устроились в мотеле, километрах в пятнадцати от места трагедии. Шел четвертый час утра. Виктория поила Чиркова горячим красным вином, смешанным с корицей и еще какими-то травами. Он полулежал на подушках, ноги его укрывал мягкий пушистый плед. Горячее вино оказывало свое согревающее и успокаивающее действие. Анатолий уже принял смерть друга, и душевная боль перестала накатываться на него волнами ужасающей музыки.
– Он ведь нашел какой-то выход... – пробормотал Чирков. – "Мерлин"... У тебя в пакете диск. Поставь, пожалуйста.
Он сразу, с первых кадров, вспомнил этот фильм. Хорошо поставленная картина в стиле "фэнтези". Экранизация известной легенды о короле Артуре, правда, преподнесенная как бы со стороны другого ее участника – наставника и верного помощника короля волшебника Мерлина. И сама история, в отличие от настоящей легенды, больше внимания уделяла описанию жизни самого волшебника, чем Артура. И где-то здесь, в этом фильме, Андрей, вероятно, нашел разгадку тайны...
Они, не отрываясь, смотрели почти двухчасовой фильм. Потом повторно просмотрели сначала последние десять, потом пятнадцать, потом еще двадцать минут кино, но не уловили даже намека на то, что происходит с ними. Фильм о волшебстве, рыцарях, защитниках добра и слугах зла, об их борьбе, о ведьмах и битве за трон Британии, был, несомненно, очень интересным. Вот только сюжет его никак не вязался ни с музыкой, ни с установлением нового мирового порядка и созданием "рая на Земле". Разве только и там и тут были силы зла, о которых говорил Андрей.
Просмотрев концовку фильма в пятый раз, Толик сдался:
– Все, Викуля. Я уже ничего не понимаю. И ничего тут не вижу. А ты?
– Я тоже, – грустно ответила Виктория. – Здесь, должно быть, какой-то ребус, который мы с тобой разгадать не можем. Для этого у нас должно быть мышление Андрея.
– Он говорил, что понял истинный смысл только после того, как от всей души помолился в церкви.
– Может, и нам стоит? И тогда мы тоже поймем?
– А может, нужно побеседовать еще и с этим отцом Стефанием, его знакомым?..
* * *
Небольшую церковь в центре Борисовки они нашли без труда. Как раз закончилась заутренняя служба и местные богомольцы, в основном, старушки, выходили на улицу, чтобы, перекрестившись на прощание, отправиться делать свои обычные дела.
Дождь под утро стих, но небо оставалось пасмурным, а сырой прохладный ветер, обрывавший с деревьев пожелтевшие листья, напевал свою угрюмую песню о скором приходе зимы.
Виктория покрыла голову платком, купленном на маленьком базарчике у местной автостанции, и они вошли в распахнутые двустворчатые двери.
Внутри церкви ничего не говорило об осени. Там было тепло и сухо, а аромат ладана и горящих восковых свечей будил воспоминания о недавнем лете.
Им пришлось минут двадцать ждать, пока отец Стефаний освободится. Стоять, как статуи, посреди церкви, не хотелось и Анатолий с Викой медленно прохаживались, рассматривая иконы. Церковь была из новых, поэтому то тут, то там можно было увидеть вмонтированные в стены электросветильники, соседствующие с горящими свечами.
Они тоже взяли несколько свечей, чтобы поставить за упокой души новопреставившегося раба Божьего Андрея. Воспоминания о погибшем товарище вновь всколыхнули в Анатолии целую гамму чувств. Ну, почему смерть так часто выбирает именно лучших, чистых и добрых людей? Почему заслуженное наказание не настигает негодяев? А если и настигает, то далеко не сразу? Как Бог, если он есть, допускает такое? И так было всегда, а не только сейчас. Достаточно посмотреть на надписи под иконами: сплошь великомученики и великомученицы. А это значит – погибшие насильственной, иногда очень страшной смертью. Тогда как их палачи зачастую проживали долгую, безбедную и счастливую жизнь, продолжая до самой кончины сеять вокруг себя горе, унижения и новые смерти.
Вика остановилась возле иконы Богородицы. Даже сейчас Анатолий не мог не отметить про себя, как прекрасна эта женщина, шепчущая тихие слова молитвы и устремившая полный благоговения взгляд на лик Девы Марии. Она нисколько не была похожа ни на светскую львицу, ни на успешную бизнес-леди, какой он увидел ее впервые, ни на милую смешливую девушку-студентку, какой она часто бывала с ним. Она отличалась и от той женщины, которая вчера отчаянно, со слезами в глазах, но с твердой решимостью в сердце, боролась за свою любовь, боролась за него. О чем думает она сейчас? Что чувствует? Весь ее облик говорил о том, что для нее эта молитва не простой и привычный ритуал, не набор слов, о смысле которых часто даже и не задумываются. Сейчас она больше похожа на одну из великомучениц, что в минуты скорби и великих потерь нашли в себе силы не сходить с избранной стези.
Гальперина закончила молитву, поцеловала икону и перекрестилась.
– Это вы спрашивали отца Стефания? – раздался у них за спиной зычный бас.
Они обернулись. Голос принадлежал плотному, в годах, человеку в рясе, с массивным крестом на груди. У него были седые волосы и такая же седая окладистая борода. На умном, с правильными чертами лице выделялись черные глаза, светившиеся мудростью старца, много повидавшего на своем веку, и добротой пожилого школьного учителя.
– Да, – ответил Толик. – Здравствуйте. Мы друзья Андрея Трошкина. Он был у вас вчера вечером.
– Здравствуйте. Вы, наверное, Анатолий?
– Анатолий. А это – Виктория.
Гальперина молча кивнула.
– Андрей погиб, – скорбно продолжал Чирков. – Попал в аварию, когда возвращался от вас.
– Господи, прими душу раба Твоего, – проговорил отец Стефаний и перекрестился. – Он как чувствовал это. Я часто вижу истово молящихся прихожан, но то, как беседовал с Господом ваш друг, тронуло даже меня. Я знавал его отца, и Андрюшу помню еще отроком. Да примет Господь наш его душу в свои небесные чертоги! Светлый был человек...
– Он рассказывал вам о том, что происходит с ним и со мной? – спросил Анатолий.
– Рассказывал. Я знаю, что силы зла стремятся заполучить ваши души. Душу Андрея они теперь уж точно не получат, хоть это и звучит немного цинично. Но, насколько мне известно, их больше интересуете вы, Анатолий? Андрюша говорил, что вы слышите звучание всего сущего, и можете помочь услышать его другим. Это Божий дар, и как всякий дар, его можно использовать как во имя Бога, так и против Него. Какую дорогу выберете, зависит только от вас. От того, к чему больше склоняется ваше сердце: к добру или злу. И не всегда добром оказывается то, что говорит вам разум. Разум слаб. Он верит в то, что видят глаза, а они часто обманывают. Верит услышанному ушами, но они тоже иногда лгут. Истинно только то, что чувствуешь сердцем. Только оно всегда правдиво и именно через него обращается к нам Господь. Научитесь слушать советы сердца. Я всегда учил свою паству говорить с Богом не словами молитвы, а словами сердца. Отбросить писаные фразы, и пусть душа сама находит нужные слова. Именно это я вчера и говорил Андрюше. Он понял меня, и я видел, что Господь говорил с ним. Он ушел с ответами на свои вопросы, но эти ответы он получил не от меня. И смысл их мне неведом. Но он уходил, исполненный веры. Это было видно по его глазам. Значит, он не успел донести до вас свое знание...
– Нет, не успел. Он позвонил мне как раз по дороге отсюда и начал рассказывать, но тут все и произошло... Дорога скользкая, вылетел на встречную, а там грузовик... Мы думали, вы сможете нам помочь.
– Я всего лишь слуга Господа нашего. Все, что я могу сделать, это посоветовать вам, Анатолий, обратиться к Богу, и от всего сердца просить у Него помощи. Я же стану молиться за вас. Если нужно, вы всегда можете найти приют и защиту в нашем храме. Если захотите остаться на какое-то время, мой дом к вашим услугам. Слуги Сатаны вряд ли смогут потревожить вас, пока вы находитесь под защитой Господа.
Стоя перед иконой, Толик вглядывался в глаза Иисуса. Чирков просил дать ему защиту и помощь, указать путь, каким следует идти, чтобы справиться с врагами. Он ждал, что вот-вот глаза Сына Божьего оживут, и он почувствует или услышит ответ. Но печальный лик был нем и безучастен. Анатолий видел перед собой всего лишь картину, нарисованную человеком. И не слышал музыки. Никакой. Ни одной ноты не прозвучало в ответ. Что же происходит? Ведь Андрей говорил о том, что на него снизошло озарение и он начал понимать. А ведь он не мог слышать музыку, как слышит ее он, Анатолий. Почему же сердце Трошкина открылось для Бога, а его сердце осталось глухо? Может быть, все дело в том, что Андрей искренне верил, а в его душе места этой вере не было?
Толик пытался вновь и вновь, твердя про себя: "Верую! Верую в то, что Ты Господь Единственный и Всемогущий! Верую в то, что Ты искупил грехи человечества! Верую в Царствие Небесное! В непорочное зачатие и воскрешение".
Но тщетно. Ответом ему было молчание и печальный взгляд с иконы.
Он понурился и побрел к стоящим в отдалении отцу Стефанию и Виктории.
– Почему я ничего не слышу? Ведь я слышал даже воду и ветер. Радость, страх, жажду, любовь женщины, рассвет... Я слышал то, к чему другие оставались глухи. Почему же теперь я ничего не чувствую?
– Сын мой, – ответил священник, – сердце человеческое и душа человеческая не всегда открыты для Господнего слова. Даже пророк Илия иногда не получал ответа на свои молитвы и призывы. Мне кажется, что сейчас сердце твое закрыто. В нем поселились отчаяние, боль и жажда мести. Чувства эти подобны вратам железным. Ты сам закрываешь свою душу. Только искренне простив всех, причинивших тебе зло, расчистишь ты дорогу для Отца нашего Небесного. Только так начнешь чувствовать и понимать Слово Божье.
– Но как я могу простить тех, кто пытался сделать из меня зомби? Тех, кто ломает жизнь женщине, которую я люблю? Тех, кто хочет получить неограниченную власть над умами и душами людскими любой ценой, сделав меня своим орудием?!
– На этот вопрос я не могу тебе ответить. У каждого свой путь. Попробуй отыскать в своей душе ответы на эти вопросы. Они там. Надо только суметь их услышать.
– Знаете, батюшка, мне кажется, все это бесполезная трата времени. Может, Бог просто не хочет слушать меня. А может – Его просто нет. Может быть, Андрея осенила внезапная догадка, подсказанная разумом, а он принял ее за откровение Божье. И Бог не сумел уберечь его. Где же Его сила и справедливость?!
– Толя, не надо так. – Голос Виктории был мягким и печальным. – В тебе сейчас говорят эмоции. Не нужно торопиться с выводами. Я думаю, нам надо остаться здесь на день-другой. И мы найдем решение. К тому же, я чувствовала, я слышала голос Девы Марии. Она сказала, что ты найдешь ответ. Не сейчас, но очень скоро. Просто надо верить.
– Извини, но я не могу "просто верить", и не могу ждать! Ждать, пока что-нибудь случится со мной или с тобой! Я поступлю так, как подсказывает мне сердце. Не буду предаваться молитвам, ожидая, когда же и на меня снизойдет озарение. Буду действовать.
– Хорошо. Ты мужчина и волен принимать любое решение. Что же ты будешь делать?
– Первым делом я хочу встретиться с человеком, который может помочь мне вернуть память. Он ученый, работает в НИИ психологии. Если это удастся, я буду понимать, на что способен, и уже тогда решу, что делать дальше.
– Вот видишь, все-таки какое-то решение ты принял. Значит, мы не зря сюда приехали.
– Вика, это решение никак не связано ни с церковью, ни с молитвой. Я думал об этом и раньше. Но ты права, приехали мы сюда не зря. Здесь ты будешь в безопасности. Если вы, отец Стефаний, не против...
– Мой дом всегда открыт для хороших людей, – подал голос отец Стефаний, внимательно слушавший их разговор. – Я думаю, Анатолий прав, дочь моя. Раз он решил действовать, значит, так велит ему сердце. Я же говорил, что у каждого свой путь. А вы, Виктория, можете отдохнуть, а потом, при желании, продолжить молитвы. Мне кажется, ваша душа более раскрыта для Господа, чем душа Анатолия.
Виктория вздохнула, произнесла неохотно:
– Ну, что ж, раз вы оба так думаете, то я согласна. Хотя и не скажу, что отпускаю тебя с легким сердцем. И не забывай звонить!
– Не забуду.
– А чем ты отсюда уедешь? На моей машине, без доверенности, до первого поста?
– Сюда ходят городские маршрутные такси, – сообщил священник.
– Ну вот, без проблем! Спасибо, отец Стефаний. Позаботьтесь, пожалуйста, о Виктории, и ее безопасности.
– Обещаю, Анатолий. В моем доме она будет под защитой Господа и под моей защитой.
* * *
Анатолий вышел из маршрутки у станции метро и нашел в мобильнике номер доцента Шилова.
– Здравствуйте, Петр Семенович. Это Анатолий Чирков, если помните такого.
– Здравствуйте, здравствуйте, Анатолий! Разумеется, помню и до сих пор пользуюсь вашей музыкой.
– Извините, я сразу к делу. У меня серьезная проблема, и вся надежда на вас.
– Даже так? М-м... Но я освобожусь только после обеда. Давайте часа в два. Кабинет тот же.
– Спасибо, Петр Семенович.
Толик посмотрел на часы. Начало одиннадцатого. Как убить время? Домой ехать не стоит – мало ли кто там может его поджидать. Эх, кошка осталась некормленной... Он подумал о кафе, расположенном неподалеку от шиловского НИИ, с огромным, в полстены, телевизором. По вечерам народ смотрел бокс или футбол, а по утрам, когда посетителей было мало, просто транслировался канал новостей.
Да, узнать новости было бы полезно. Наверняка, там будет еще что-нибудь о скандале вокруг "Джули". И кофе можно выпить. И чего-нибудь пожевать.
Толик спустился в метро и вскоре уже почти дремал под мерное покачивание полупустого вагона.
– Анатолий! – раздался рядом чей-то голос.
Сонно щурясь, Толик все никак не мог сообразить, кто этот пожилой усатый дядька в потертых джинсах, кепочке и с гитарным кофром в руках.
– Не узнаете? – спросил дядька и похлопал по футляру рукой.
Ну, конечно же! Это был уличный музыкант, для которого они с Андреем написали песню. Сейчас он почему-то показался Толику самым родным человеком в городе.
– Антон Николаевич! – возбужденно сказал он. – Присаживайтесь. – Чирков похлопал по сиденью рядом с собой. – Очень рад вас видеть.
– Я рад не меньше, поверьте! Как у вас дела? Как поживает ваш коллега? Так и работаете вместе?
– Дела, Антон Николаевич, откровенно говоря, отвратительные. Очень скверные дела у меня. А у Андрея и того хуже. Он умер вчера.
– Как умер? – Удивлению и огорчению старого музыканта не было предела. – Совсем ведь молодой парень! Жить бы, да жить. – От волнения у него даже усы задрожали и печально обвисли, а руки нервно теребили гитарный кофр.
– Точнее, он разбился на машине... И в этом есть моя вина... Если бы не я, он никуда бы не ездил, а сидел дома... – Толик и сам не понимал, почему вдруг так разоткровенничался с этим, в сущности, малознакомым человеком.
– Господи... – старик разволновался еще сильнее и на его глаза уже наворачивались слезы.
Толик и сам был на пределе. Ему отчаянно захотелось все рассказать этому старику. Как он рассказал сначала Андрею, а потом Вике. Поезд начал сбавлять ход. Чирков поднялся, потянул уже хлюпающего носом Николаевича за рукав и произнес срывающимся голосом:
– Идемте, выйдем на воздух. Я вам все расскажу.
Немногочисленные пассажиры с удивлением наблюдали, как молодой и старый мужчины, едва сдерживая слезы, покидают вагон.
* * *
Толик выложил Антону Николаевичу все, с самого начала и до конца. Старый музыкант слушал и курил одну за другой дешевые сигареты без фильтра.
Когда Анатолий закончил повествование описанием своей сегодняшней тщетной попытки достучаться до Бога – или до своего сердца, – Антон Николаевич произнес фразу, услышать которую Чирков никак не ожидал от старика, играющего в метро.
– Я знаю, кто может тебе помочь.
– Что?..
– Я знаю, кто может тебе помочь, – с неожиданной твердостью повторил старик. – Ты сейчас разбит, растерян, не знаешь, с какой стороны начать. Такое случалось и со мной, так что я знаю, о чем говорю. Послушай совета старого человека. Тебе нужен тот, кто может расставить все точки и определить, что же с тобой происходит. Человек, который разберется – мистика ли все это, новые научные разработки, которые кто-то использует в своих целях или же просто дьявольское стечение обстоятельств. Хотя в последнее я верю меньше всего. И такой человек есть. Я его знаю давно. А вот он не знает, что я играю в метро... Он не поставит под сомнение ни единого слова, сказанного тобой, и не посчитает тебя сумасшедшим. Он и ученый, и маг одновременно. Научные знания уживаются в нем с верой в сверхъестественное. Думаю, он не только заинтересуется твоей историей, но и поможет. Разберется во всем. Согласен с ним встретиться?
– Когда?
– Да, хоть сейчас. Если он дома.
Толик молча кивнул.
– Есть мобильник? Я бы прямо сейчас и позвонил.
Анатолий вновь кивнул и вытащил из кармана телефон.
– Вадим, здравствуй, это Антон, – сказал музыкант, набрав номер. – Моему очень хорошему другу нужна твоя помощь... Да, срочно... И тебе будет очень интересно, обещаю... Спасибо, дорогой! Приедет один, у меня что-то сердце расшалилось. А я загляну в другой раз... Спасибо, Вадим.
Он вернул Толику мобильник.
– Ну вот и все. Вадим Николаевич Зорин. Сейчас расскажу, как его найти. Это минимальное, чем я могу отплатить тебе за твою доброту. Песню вашу до сих пор исполняю...
Попрощавшись с музыкантом, Чирков позвонил Виктории.
– Как ты, милый? – спросила она. – Встретился с психологом?
– Пока нет, но договорился на два. А сейчас поеду на другую встречу. Не знаю, что из этого выйдет, но нарисовался еще один человек, совершенно случайно...
– Знаешь, я даже не удивлена. Я молилась и почувствовала, что все должно решиться. Мне обещала Дева Мария...
* * *
Вадим Николаевич Зорин жил в историческом центре города, сохранившем черты XIX века. Фасады трех- и четырехэтажных домов, превосходивших высотой современные пяти- и шестиэтажки, были добросовестно отреставрированы и выглядели совсем новыми, даже со своими архаичными атлантами и кариатидами. Чего нельзя было сказать о подъездах. Неповрежденными там остались лишь кованые чугунные перила. Стены с облупившейся краской, которая отпадала вместе со штукатуркой, серые потолки с многочисленными темными пятнами от спичек (любимая забава многих поколений подростков) и вытертыми каменными ступенями вкупе с засиженными мухами лампочками производили гнетущее впечатление. Анатолий быстро поднялся на третий этаж и надавил на звонок возле темно-вишневой двери.
Дверь ему открыл тучный мужчина лет пятидесяти с представительной бородой и прической вольного художника – стянутыми в хвост длинными волосами. Одет он был в шорты из обрезанных джинсов и просторную футболку, слегка помятую, но чистую. С круглого лица смотрели умные, спокойные и проницательные глаза.
– Анатолий? – спросил он.
– Да. Здравствуйте.
– Здравствуйте. Милости прошу. – Зорин отступил вглубь прихожей, давая гостю возможность войти. – Проходите вон туда, в комнату. Я сейчас кофейку...
В большой комнате царил хаос. Все пространство было завалено книгами, тетрадями, какими-то рукописями, иконами и другими предметами, вероятнее всего, ритуального и культового назначения. Это были разные фигурки из дерева и камня, посохи с резьбой, хрустальные и каменные пирамиды и пирамидки и еще Бог знает что. Ими были заставлены и завалены большой стол, кресла, журнальный столик, сервант, подоконник и диван. Вдоль всей стены тянулся высокий, явно сделанный на заказ, шкаф, полностью забитый книгами. Даже на полу, то тут, то там, встречались скопления литературы вперемешку с различными артефактами. Не было их только на массивной бронзовой люстре времен, наверное, еще первых хозяев.
Чирков принялся осторожно, чтобы ничего не помять и не сломать, освобождать для себя уголок дивана, перекладывая лежащие там словари китайского языка и хинди и стопки фотографий каких-то манускриптов с рисунками старинных авторов.
За этим занятием его и застал Вадим Николаевич, вернувшейся из кухни с подносом, на котором стояли две чашки кофе и пепельница.
– Нет–нет, Анатолий, так не пойдет! Давайте, я сейчас быстро расчищу кресла, а вы пока нате, подержите.
Кресла расчистились довольно быстро, поскольку занимавшие их вещи хозяин просто переложил на пол рядом. Потом освободился и журнальный столик, где чашки с кофе, наконец, обрели устойчивое положение рядом с пепельницей и пачкой "Marlboro".
– Закуривайте, – предложил Вадим Николаевич, почему-то нисколько не сомневаясь, что Чирков курит. – Пейте кофе и потихоньку рассказывайте.
– Моя история очень необычная... странная... Если сочтете меня сумасшедшим или фантазером, скажите сразу. Хорошо?
Вадим Николаевич дружелюбно улыбнулся и закурил.
– Знаете, Анатоль, – он назвал Чиркова на французский манер, как аристократ прежних времен, – за свою жизнь мне приходилось видеть, слышать и узнавать столько необычного и странного, что я уже давно отбросил весь свой скепсис. Просто излагайте мне факты. Главное – не упускайте мелочей и того, что вам самому кажется лишь вашими сомнительными домыслами. Иногда это бывает важнее фактов.
И Толик в очередной раз начал рассказывать свою историю.
Когда он закончил, Зорин начал задавать вопросы. Этот бородач в джинсовых шортах и мятой майке вытягивал из него все подробности со скрупулезностью следователя и любопытством первооткрывателя. Самый большой интерес у него вызвало не описание виртуальных приключений Анатолия, и даже не то, что делали со слушателями звуковые коды, а разговор Чиркова с Кириченко на крыше "Антверпена". Он попросил Анатолия как можно лучше вспомнить все детали, а потом задал еще один вопрос:
– Вы не заметили там никаких символов, которые можно трактовать как религиозные или ритуальные? Ну, там, кресты, свастика, иероглифы, что-то еще – вокруг, в одежде Кириченко, на лавочках или даже в бассейне?
– Н-нет, – подумав, ответил Чирков. – Ничего такого не припомню. Не было там ни крестов, ни иероглифов...
Вадим Николаевич с минуту молчал, напряженно размышляя о чем-то.
– Ну что ж... – начал он наконец. – Насколько я могу судить, Анатоль, дела обстоят очень серьезно. Вы даже себе не представляете, насколько серьезно. Речь может идти о глобальных переменах, которые коснутся не только вас и ваших знакомых. Я, конечно, не уверен на все сто, но из того, что услышал, могу сделать вывод, что противник сильный. Сейчас я расскажу вам о некоторых... назовем их "сущностями". И тогда вы поймете, что происходит.
– Очень хотелось бы понять...
– Вы никогда не задумывались о том, почему в мире такое множество религий? Почему приверженцам одной веры она кажется единственно правильной и их боги или духи являются для них реально существующими и влияют, по их мнению, на всю окружающую действительность, а человеку, поклоняющемуся другому божеству, те же боги представляются лишь выдумкой, ложным учением или происками противников почитаемого ими бога? Причем никакие доказательства и примеры их убедить не могут. У них есть свои доказательства и примеры реальности и могущества их божества из собственной жизни и жизни единоверцев. Вообще же, большинство людей сходится в одном: что-то или кто-то управляет нашей жизнью, вершит судьбы стран, народов и отдельных личностей, помогает, спасает и наказывает.
– В психике каждого из нас, – продолжал Зорин, -известнейший психолог Карл Густав Юнг выделял особую сферу, принадлежащую так называемому "коллективному бессознательному". Речь идет о своего рода канале, обеспечивающем более или менее свободный доступ разума индивидуума к таинственным пластам общего для всех людей КОЛЛЕКТИВНОГО БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО КОНТИНУУМА, который связывает нас всех друг с другом и позволяет реально, а не метафорически, ощущать единство и целостность сообщества – семьи, племени, народа, человечества. Любой из нас постоянно погружен в Единый Океан Организованной Психоэнергии, связывающий между собой все отдельные человеческие – и не только человеческие – индивидуальности, и содержащий их в себе самом. Некоторые называют это еще Единым Энергоинформационным Полем.
Этот Единый Океан Силы и Могущества практически нами не осознается, однако это не мешает ему существовать в тех или иных, косвенно выплывающих на поверхность человеческой жизни, формах: в снах, мифах, творческих озарениях и творениях мастеров. Мало кто пытался вообразить себе этот океан, весь этот пласт Самосознающего Бытия, с которого управляется и наша земная бренная жизнь.
Откуда берут начало наши суеверия и приметы? Вы никогда не замечали, Анатоль, что многие специалисты порой откровенно суеверны, что не мешает им эффективнее других решать проблемы? Никакого "мракобесия" тут нет. Просто приметы и событийные знаки действительно помогают им предвидеть развитие ситуации и, получив предупреждение, вовремя внести коррективы. Особенно это касается людей, чья работа связана с риском – саперов, каскадеров, разведчиков, гонщиков, летчиков-испытателей. Человек обращает внимание на подсказки, и потому может избежать опасности. И, заметьте, у каждого из них свой набор примет, свой ангел–хранитель, так или иначе связанный с их мировоззрением, верой и личным опытом. Кто дает эти подсказки?
Вот мы и подошли к самому главному: к тем силам, которые помогают или мешают людям, но так или иначе управляют их жизнью. Все языческие божества, духи–помощники, души предков, Незримое Воинство, Небесная Церковь – за всеми этими ярлыками стоит один и тот же модельный конструкт, называемый специалистами "объединением", "целокупностью", "тонким организмом коллективности", "матрицей сопричастности". А по-другому – "Эгрегором".
Концепция Эгрегоров предполагает управление жизненными событиями со стороны этой незримой, но разумной надсистемы, существующей в проникающем сквозь мир вещей, пронизывающем всех нас, невидимом, так называемом Тонком мире. Не то компьютер, не то Бог... Представьте себе некий конгломерат психических излучений людей, мыслящих сходными образом на одну и ту же тему. Резонанс подобных мысленных энергий как бы притягивает их друг к другу, и со временем создается могучая психоэнергосистема, способная к самостоятельному существованию и активно влияющая на земную жизнь своих же собственных создателей. Говоря техническим языком, Эгрегоры представляют собой "операционные системы единого компьютерного организма планетарной психосферы". В биологии это можно сравнить с организмом, составленным из отдельных клеточек, живых и согласующих свою жизнедеятельность – они разные, но дополняют друг друга. Организм этот включает в себя как глобальные координационные и информационные структуры, так и всю совокупность связанных с ними материально–вещественных носителей, то есть людей и вещей, которые, по большому счету, тоже являются уплотненными кристаллами телесного вещества самого Эгрегора.
Объять человеческой мыслью и представлением этот психоэнергетический сверхорганизм не так легко. Мозг же самого человека представляет собой в этом случае приемо-передающее устройство, позволяющее войти в контакт, передать или получить необходимое у определенного Эгрегора. Конечно, при соблюдении ряда условий. Вы все улавливаете, Анатоль?
– В принципе, да... Во всяком случае, пытаюсь.
Вадим Николаевич выудил из пачки очередную сигарету и, уже пуская дым, вновь принялся просвещать Чиркова:
– Эгрегоры, как правило, возникают над большими коллективами: племенами, государствами, некоторыми партиями и религиозными обществами. Если коллективности враждуют между собой в физическом плане, то есть в реальной жизни, то их Эгрегоры сражаются в плане астральном, в том самом Тонком мире. В общем, в борьбе участвует весь организм в целом, всеми своими клеточками.
Душа же, или психическая энергия уничтоженных физически, убитых приверженцев Эгрегора усиливает его в астральном плане. Это не удивительно, поскольку в момент смерти высвобождается сразу вся психическая энергия, которая при жизни выделяется лишь порциями. Пример такого усиления – гонения на адептов раннего христианства, которое завершилось торжеством Эгрегора христианства. То же самое можно сказать и об Эгрегоре ислама.
Эгрегоры, Анатоль, питаются человеческими эмоциями и мыслями. Чем больше людей думают на одну тему, устанавливая связь с определенным Эгрегором, тем больше энергии он получает, становясь все сильнее и сильнее. Окрепнув, он может начать сам управлять процессом своей подпитки, направляя своих приверженцев, и даже посторонних, в нужную сторону, являя различные "чудеса" и помогая тем, кто истово просит его помощи. Тех же, кто верил, но нарушил правила веры, Эгрегор может и наказать, поскольку эмоциональная и мысленная связь с отступником не прерывается. Ведь тот все равно подсознательно опасается наказания за нарушение заповедей. Любое божество тем сильнее, чем больше приверженцев его культа и чем убежденнее их вера в него.
Вершиной же силы и могущества любого Эгрегора является его материализация, когда его энергия либо овладевает каким-нибудь материальным объектом – человеком, животным, водой или воздухом, огнем, камнем, – либо просто превращается в материальное тело. И, как правило, материальный облик Эгрегора полностью или почти совпадает с представлениями верующих в него.
Вот и разгадка многобожия, Анатоль. Всех богов, являвшихся миру за время существования цивилизации, и перечислить невозможно. Сколько культур было на земле, столько и богов. Люди сами создают своих богов, чтобы поклоняться им. А когда кончается вера и прекращается энергетическая подпитка Эгрегора, он слабеет и постепенно исчезает сам по себе. Куда делись некогда могучие и кровожадные боги древности? Зевс, Посейдон, Один, Кетцалькоатль, Осирис... Их помнит только история, но в них перестали верить. Получше обстоят дела у Иеговы, Христа, Будды, Кришны, Аллаха. Еще очень много адептов отдают им свою энергию. Но почему-то чудес в последнее время происходит все меньше и меньше. Современному католику или просвещенному приверженцу ислама легче поверить в инопланетян или магнитные аномалии, чем в то, что их Небесные Отцы вдруг явятся среди нас во плоти. Растет число атеистов, как явных, так и скрытых, которые лишь формально принадлежат к той или иной вере. Рано или поздно, это приведет к ослаблению или даже гибели некоторых Эгрегоров. А им, как сущностям мыслящим, этого, безусловно, не хочется. Они стараются выжить любыми способами, не считаясь при этом с потерей какой-то части своих клеток – людских жизней. Тем более, если даже один человек "умирает за веру", Эгрегор усиливается больше, чем от постоянных мыслей сотни своих приверженцев.
Для наглядности приведу примеры образования Эгрегоров в нашей реальной жизни. Возьмем приметы. Вполне разумный, образованный молодой человек мечтает преуспеть в чем-либо. Это могут быть любовные похождения, спорт, бизнес, рыбалка, экзамены... Приятель советует ему обзавестись "счастливым талисманом", который, несомненно, принесет ему удачу. И вот, обладатель безделушки, пусть до конца и не веря в ее магические свойства, начинает подспудно надеяться, что она – или соблюдение ритуала – принесет ему удачу. И, поскольку уже само это желание сопровождается регулярным выбросом энергии, помогающей успешному свершению желаемого события, то оно, как правило, происходит. И вот тут-то и начинается настоящая вера и поклонение фетишу. Везунчик делится опытом с друзьями, те пробуют, и у большинства получается. И все! Готово! От совокупности выделяемых энергий и мыслей рождается Эгрегор "тринадцатого числа", "счастливого поплавка", "полного ведра", или фраза "Ни пуха!" с определенным ответом. Плевки через плечо, булавки от сглаза, черные кошки... Все это олицетворяет собой тот или иной Эгрегор. Понятно?
– Понятно-то понятно, – ответил Чирков. – Но способны ли все эти Эгрегоры на столь мощное воздействие, какое я видел?
– Терпение, Анатоль. Вот вам другой пример. В седьмом веке нашей эры простому сорокалетнему пастуху Мухаммеду начали являться видения, которые он принял за архангелов Господних. Видения были очень реальными, а Мухаммед слыл человеком честным и был уважаем соседями и друзьями, поэтому нашлись люди – сначала из его клана, а затем и из соседних, – которые безоговорочно ему поверили. Эта вера спасла пастуха от смерти, когда его учение натолкнулось на яростное противодействие арабов-язычников. И хотя ему пришлось бежать со своими адептами из родного города Мекки в Медину, его учение нашло и там много приверженцев. Эгрегор ислама усиливался с каждым днем, подпитываемый фанатичной верой первых мусульман. Очень скоро его силы уже хватало на демонстрацию своего могущества, он являл пастве чудесные видения и дарил победы в битвах с врагами новой веры, зачастую численно в несколько раз превосходящих "воинов Аллаха". Прошло каких-нибудь три-четыре десятилетия – и под ударами могучей исламской армии пали все царства Ближнего Востока, Северной и Восточной Африки, Средней Азии, Южной и Юго-Западной Европы. И, конечно, ислам распространился бы по всему Старому Свету: где проповедями, а скорее огнем и мечом, если бы не столкнулся с окрепшим христианством, Эгрегор которого поглотил к тому времени языческие религии Западной и Северной Европы, включая и всех славянских божеств. После столетий кровопролитных войн было обретено хрупкое равновесие, нарушаемое постоянно и с переменным успехом то одной, то другой стороной. Эгрегоры ислама, христианства и буддизма по сей день остаются самыми мощными в нашем мире. И их энергии, отданной сотнями миллионов верующих во время молитв, намазов и медитаций с лихвой хватает для периодического явления чудес, волшебных исцелений и наказания грешников. И то, что еще до сих пор не наступило Второе Пришествие, то есть материализация кого-то из этих великих богов или их пророков, объясняется именно противодействием их друг другу.
– И получается, – заметил Толик, – что если один из существующих ныне достаточно сильных Эгрегоров сумеет донести до большого количества людей посредством, например, музыки, факт своего реального существования, то...
– ...то этот Эгрегор, эта мыслеформа получит небывалую энергетическую подпитку. Если представить, что это будет два или больше миллиарда человек, то мы получим божество, которое в один момент уберет своих конкурентов, ну, скажем, материализовавшись где-нибудь в Ватикане, Мекке, Нью–Йорке, Москве или Тибете.
– И что же будет дальше?
– А дальше все зависит от того, какой Эгрегор рвется к власти и какие у него конечные цели. Хотя, я думаю, конечная цель у них всех одна – существовать как можно дольше в отсутствие соперников и имея постоянную мощнейшую питательную среду в виде разумной жизни целой планеты. Включая, наверное, и высших представителей животного мира, способных элементарно мыслить. А начнется все, конечно, с небывалого по силе социального взрыва. Человечеству, получившему реального, зримого, материального и могучего бога перестанут быть нужными существующие институты власти. В один момент падут светские правительства многих стран, а их место займут религиозные подвижники Единого Эгрегора. Наверное, перестанут быть нужны силовые структуры и органы правопорядка, и многое-многое другое из того, что выдумал человек для облегчения жизни и системы распределения благ. Теперь этим будет заниматься новый Всевышний, и я уверен, даже более действенно, чем все существующие сегодня правительства вместе взятые. Сил у него будет достаточно. Другой вопрос: как добр он будет к людям и планете? Будет ли ему достаточно безграничной веры, молитв и восхвалений, или вновь запылают жертвенные костры и начнутся кровавые подношения? К сожалению, знать это наверняка мы не можем. Даже если определим того, кто именно так рвется к власти, используя даже не отцов церкви, а просто могущественных людей, которые сумели заполучить в свои руки самое сильное в их сегодняшней битве оружие. Вас, Анатоль, вместе с вашими способностями.
– И что же, я не смогу ничего сделать? Я – простая марионетка?
Вадим Николаевич перевел взгляд на окно и надолго задумался. Толик еле выдержал эту паузу.
– Честно говоря, Анатоль, не знаю... Мы имеем дело с очень мощными силами. В разное время они сметали с лица земли целые государства и даже цивилизации, или наоборот – продвигали вперед их развитие. Это по-настоящему могучие силы, сопоставимые разве что с силами природы. И все, что происходило и происходит с вами, случилось не в одночасье, а наверняка продумывалось годами, если не столетиями. Нужно четко представлять время, людей и события на данном отрезке истории. Знать расстановку сил. Некоторые факторы под силу создать искусственно, но не все. Даже для могущественного Эгрегора. То, что из великого множества людей выбрали именно вас, говорит о том, что вы, Анатоль, наиболее соответствуете Замыслу набором своих личных качеств. И, надо полагать, все то, что казалось вам случайным, на самом деле было точно рассчитанными этапами.
– Что, вся моя жизнь?
– Ну, конечно, не вся! Но вот ключевые события: знакомство с Меером, то, что его выбор пал на вас, вмешательство Кравцова – возможно. Ведь дальше все было как? Взрыв – больница – знакомство с Трошкиным – первая мелодия – "Сигма" – Гальперина – "Антверпен" – Кириченко. И вот, наконец, цепочка почти завершена – перед вами поставлена конкретная задача.
– А вдруг я взбрыкну? Передумаю? Откажусь? Покончу с собой, в конце концов?! Как, интересно, Они или Он могли все это учесть? Ведь даже я сам сейчас не знаю, что делать дальше!
– Но, возможно, это знает кто-то другой? Может быть, все флажки на этой охоте уже расставлены и ведут вас туда, куда вас нужно привести? Может быть, даже я являюсь, сам того не ведая, лишь одним из таких флажков? К сожалению, знать этого мы не можем. Как не можем знать, будет ли благом или злом, если вы перестанете сопротивляться и дадите им ту музыку, которую от вас хотят получить. Слишком много неизвестных в этом уравнении. А вы, Анатоль, хоть и ключевая фигура в этой шахматной партии, но все–таки не гроссмейстер. Потому что гроссмейстер – один из тех, наверху. Так что принять-то вы можете любое решение – вот только не факт, что это будет именно Ваше Личное Решение. Даже противодействуя этой силе, вы можете всего лишь выполнять ее желание, или желание такой же силы, но конкурирующей. Единственное, что вам остается – это выбрать один из двух вариантов: самоустраниться или продолжить игру.
Между прочим, фокус с вашей кровью на подписи – это не просто фокус. Имея в распоряжении вашу кровь, Анатоль, то есть вашу частицу, им гораздо легче передавать или внушать вам нужные мысли или навести нужные видения. Ну, и, возможно, если в этом возникнет необходимость, просто нейтрализовать вас – вывести из игры. Ваш шеф там, на крыше, не зря запускал руку в папку, где лежал контракт. Он касался пятна вашей крови на бумаге. Дотронулся – и пожалуйста! Враз отпустило похмелье. И еще раз, когда им нужно было явить вам то, что вы увидели, и дать почувствовать то, что вы почувствовали. Ваша кровь – это проводник, доступ в ваши мысли, а может быть и в вашу волю.
Вадим Николаевич развел руками:
– Больше мне сказать вам нечего, Анатоль. Звоните, если что, я дам вам свой номер. Растолкую. А я, пожалуй, начну приводить в порядок все дела. И готовиться к неизбежному. Хотя, на самом деле неизвестно, будет ли все так уж плохо. Но в любом случае, когда начнутся социальные катаклизмы, я хотел бы находиться подальше от них, да и от цивилизации вообще. Где-нибудь в охотничьей избушке, в тайге. Подальше от нового Мессии. Единственное, чем смогу вам помочь, так это определить, какой именно Эгрегор вас прижал. Но только если получу от вас хоть какую-то информацию. Ищите символ, Анатоль, или какой-нибудь отличительный признак этой мыслесформы. Если найдете – сразу поставьте меня в известность. Может, еще удастся побороться...
Выйдя от Зорина, Анатолий сразу же позвонил Виктории.
– Вика, многое прояснилось. Но по телефону это долго... Молись почаще Деве Марии и Господу. Андрей был прав – это тоже помогает. Раз твое сердце открыто для них, обращайся к ним почаще. Что там у тебя на фирме?
– Не знаю. И, как ни странно, не имею пока ни малейшего желания. Главная проблема не там, Толя. Если мы разберемся с Кириченко, остальное решится само собой.
– Тебе об этом тоже было сказано, когда ты молилась?
– Нет, смогла и сама догадаться.
– Пожелай мне удачи, Викуля. Да еще не сойти с ума. Я за сутки я узнал столько, что хватило бы и на год. Боюсь, голова может не выдержать.
– Толя, я в тебя верю. Очень верю! Пусть удача будет с тобой...
– До встречи...
|
