Глава 10
Страшнее всего засыпать одной и просыпаться одной. Страшнее всего засыпать без тебя, Джибо. Когда луна любопытно заглядывает в окно и я одна, без малейшего намека на защиту. Я обезоружена и откровенно пьяна от одиночества, пропитана страхом насквозь. Сверхяркие глаза луны пронзают мою душу и видят насколько она одинока, и бесполезна без тебя, Джибо. Взгляд луны, уходит с поникнувшей головой, как охотник за сокровищами открывший сундук, а там пустота, ни единой золотой монеты, а только пыль и пахнет смертью давно умершей древесины. А еще Джибо, страшнее всего, это осознавать, что ты никогда не вернешься. Ты никогда не будешь ровно дышать рядом, разговаривать во сне, ворочаться, стягивать с меня одеяло, никогда больше не случится это, слышишь? Понимаешь меня?
Все вокруг вертится и двигается вперед, в окнах зажигается свет, сигналит автомобиль, поют птицы, орут коты, а я сижу в пустой кровати рядом с собой и ума не приложу, как разбудить себя. Я будто утопающий, который видит свет, понимая что к поверхности еще совсем чуть-чуть и доплыв до конца, оказываюсь под толстым слоем льда, который не разбить кулаками, как бы не старалась. А на поверхности, кто-то есть, а кричать нет сил и звука нет внутри.
Нет, ты не ушел от меня к другой женщине или же выбрал для себя другую жизнь, которая отвечала всем твоим требованиям и «нас» там никак нельзя было втиснуть. Ты остался в этой Вселенной, я полностью уверена в этом, мне кажется, что настанет день, когда я смогу понять где ты и найти тебя. Но в данный момент, по стечению каких-то жестоких независящих от нас с тобой обстоятельств ты перестал быть досягаем для меня.
Я завариваю чай, какой ты любишь, кладу чашку на подоконник - где ты любил пить чай с лимонным кексом и читать книгу. И проходит время, достаточно много времени для меня и совсем немного для того, чтобы чай остыл, а чашка остается нетронута, не согрета теплом твоих ладоней, не целована тобой. После нескольких дней на поверхности начинает вырастать плесень, и только тогда я осмеливаюсь вылить чай в раковину. Комок к горлу подступает и слезы, которые я не могу контролировать, не дают мне дышать. Я задыхаюсь от воздуха, который вдыхаю. Мои легкие просто отторгают его.
Это мои горестные моменты, которые почти дошли до сумасшествия. Понимаешь меня, Джибо? Ты слышишь меня? Дай возможность, хоть на долю секунды, одари пониманием, что ты слышишь меня!
Поиски смысла жизни окончены для меня, – горестно засмеявшись, сказала Цукино и эхо разнеслось по комнате, когда-то цветущей и упивающейся жизнью. Но теперь довольствующаяся только пустыми стенами и пейзажем неизвестного художника. Продолжаете искать смысл жизни? – ухмыльнулась Цукино доставая из пакета листья черного чая. Дурачьё!
Казалось, этот момент длился вечность, вызывая снова и снова мурашки на моей коже. Цукино заварила чай, поставила на подоконник, села на стол и закрыла глаза. Долгое молчание поднимало все неподвижное до сих пор. Полузакрытый взгляд был устремлен на вторую половину кровати, с идеально выглаженной простыню от которой веяло холодом и пахло крахмалом.
Как хочется в море, Джибо. Как хочется плыть по волнам, захлебываться соленой водой, обжигать лицо под солнцем, чувствовать эту боль такой, какая она есть на самом деле и отчаянно бороться за свою жизнь. Как же хочется бороться, Джибо. Как невыносимо хочется.

- Хорошее воссоздание своих страхов, Цукино! Я начинаю видеть прогресс. И это именно то, о чем я вам давно говорил. Но ты должна быть еще более откровенной с Джибо. То, что тебя пугает и вызывает горесть, ты не должна нести сама, - говорил доктор Зельман.
- Я буду стараться! Обещаю! - говорила Цукино.
Общая терапия приносила им пользу, Джибо слушал, чего боится Цукино. Цукино же в свою очередь могла доверять Джибо свои страхи.
- Ну что ж Джибо, теперь твоя очередь. На следующем сеансе никто не заговорит, пока ты не решишь как начать. Ведь это важно для тебя, не так ли Джибо? – записывая что-то в свой толстенный блокнот произнес доктор Зельман. На что Джибо покачал головой в знак согласия, посмотрел на Цукино и взял ее за руку.
Если бы был человек который смог бы увидеть меня изнутри, он бы непременно сошел с ума, - подумал Джибо
Решение к общей терапии было долгим и сложным. Я не знаю всех нюансов их проблем, но могу сказать точно что они неплохо справлялись с этим.


Глава 11
Впереди, каждого человека ожидают свои преграды, иногда эти преграды схожи с друг с другом, но развязка имеет отличный окрас. Панорама вечернего города захватывала дух, ею хотелось восхищаться снова и снова. Вот так иногда выезжаешь за город или же лифт доставляет тебя на последний этаж Рокфеллер-центра и весь город, как на ладони. Я часто, будто подъемный кран, переставлял здания, перенося их с одного места на другое пользуясь всего лишь указательным и большим пальцами правой руки. На левой руке находился сам город. Мое дыхание становилось для этой крохотной миниатюры – торнадо. Мои слезы – цунами. Мои глаза – заменяли солнце днем, ночью – луну. Я мог сделать с ним то, что мне хотелось. Мог бы, но я просто продолжал наслаждаться и удивляться тому, на что способен человек. На что только ни способны светлые и заблудившиеся во тьме умы. Что одни, что другие приносят как пользу, так и вред. Мне хотелось остановиться на этом прекрасном моменты, прекратить писать и оставить всех в покое. Жаль, что я не могу поместить их жизни, судьбы на своей ладони, чтобы всегда защищать их и в то же время уйти навсегда и не возвращаться. Чтобы их память стерла меня и изменила ход событий.

Каждый день приносит нам множеством вопросов и ответов. Каждый последующий день и прошлый есть или был особенным для нас, неповторимым и по-своему трогательным. Но часто бывает так, что мы разбегаемся так быстро, что с трудом останавливаемся на краю пропасти - в такие моменты мы перестаем различать ночь и день. Все настолько запутано, что мы не в состоянии понять, когда наступает утро в котором мы должны проснуться и кажется что все потеряно для наших глаз, что новое приносит изменения в краски, в звуки, в запахи, во внешность.
Декаданс в наше время, как заканчивающееся столетие, под конец должно все исчезнуть, "земля должна гореть ярким пламенем, как перед последним рывком", чтоб появилось что-то абсолютно новое. К примеру, новая религия, которая будет уже называться не религией, а как-то иначе, новая буржуазия, новые бедняки, новые страхи, новые технологии, новая Херосима и Нагасаки.
- Тогда что изменится? - спрашиваю я.
- Отношение к названию. Ведь многим не нужна конкретность. Хватит того, чтобы сказать, что это «название» - плохо, а это «название» хорошо. Может кому-то бы пришло в голову уничтожить религиозную чепуху, которая лишает человека чувства собственного «я», а оставить только правила учащие нас добродетели в конце концов, учащие нас злости и тому, к чему она может привести. В общем, такой порядок вещей, который учит человека делать выбор, тогда и виновность в действиях будет стопроцентная. Потому что все эти состояния аффекта, фанатизм и на той же почве психические растройства, уже становятся невыносимы.
– Все равно не понимаю, для чего тогда исчезать нашему уже привычному декадансу? Путь себе живет, может чем и удивит завтра! Не думаю, что все это получится именно так. Но гипотетически, мог бы быть шанс.
–Ты же знаешь что смерть это рождение новой жизни. И да, ты прав понять это, действительно сложно, в общем-то все сложно понять, чего не можешь увидеть собственными глазами, услышать собственными ушами и главное, ощутить это своим телом. И те, кто скажет, что это не так, что а как же фантазия и воображение? Они заблуждаются. Это совсем разные чувства, ну ты знаешь, воображать о том как купаешься в море и искупаться в нем, когда каждая пора впитывает в себя соленую морскую воду. Мне часто кажется, что люди многие вещи просто понимают не так.
- Как им удобно? - предположил я.
- Да, ты прав «как им удобно»,- повторила Юми. Как ты думаешь, наш декаданс подлежит реинкарнации? - спросила Юми.
- У всего его шанс на перевоплощение, вот только вопрос тут в другом. Насколько это перевоплощение необходимо? Да и мне даже интересно, что будет с нашим декадансом дальше.
Мне показалось, что вот-вот и диалог впадет в другое русло.
- Что? – переспросила Юми отодвигая в очередной раз стулья, расположение которых пришлось ей не по вкусу.
После неловкого молчания, которое Юми пыталась заполнить тем, что выбирала из нескольких купленных бутылок вина ту, которую захотелось бы попробовать сейчас.
Понимая, что молчание приближает нас к тому самому неизвестному для меня руслу, в котором я неопытен и не силен, я продолжил начатую тему.
- Не важно это, - ответил я на то, о чем переспросила Юми. Продолжай! – заряжая обойму произнес я.
- Так вот , декадансу нужно повзрослеть, набраться опыта и мудрости, а для этого ему нужно умирать и рождаться вновь в другой оболочке, с другими глазами, с другими ушами, понимаешь?
- Понимаю, чтоб этот рывок хоть на миллиметр приблизил его к идеалу.
- Да, именно так! И тогда то, что внутри изменившегося названия будет больше похоже на удачную революцию. Может тогда действительно мир перевернется с ног на голову не оставляя шансов изуродованной моральности.
- Я бы мог стать революционером. Думаешь я бы мог?
- Да, ты прирожденный бунтарь в глубине души. Но рациональный такой, понимаешь?
– Насмехаешься? Или ты и вправду так думаешь?
– Если ты не перестанешь задавать подобные вопросы, то я начну сомневаться в том, что думаю и чувствую. В тебе есть мужество, а мужество придуманно не для революционеров, а для рациональности и мудрости. И тем более, думаешь я бы стала любить размазню? Не отвечай, я думаю, что мы знаем ответ раз до сих пор не разбежались в противоположные стороны друг от друга.
- Тогда, ты мой бунтарский тыл, Юми, - надевая очки, сказал я. Будь ты мягче, я бы быстро привык к тебе. Я бы прятался за тыл. Я бы переименовывал его в удобные для себя названия.
- Хватит болтовни, а лучше перезаряжай обойму, у нас еще пятнадцать минут лесной тишины смешивающейся с непристойно громким залпом, - сказала совершенно незнакомая женщина, совершенно не похожа на Юми, совершенно не Юми. Оказывается, что все это время, я был совершенно в другом месте, с незнакомыми мне людьми, которые приняли меня за ненормального.
- Да, нужно двигаться дальше, - согласилась Юми с совершенно непохожей на нее женщиной в отражении и вылила остатки вина из бутылки в свой бокал.
Не знаю почему, но ее не смутил тот факт, что она согласилась с теми, кого даже не было там, где находилась она. Юми ничего не смутило, в тот момент она только расстроилась от того, что последняя капля превосходного вина упала в бокал.
Я размял ноги и занял исходную позицию. В тире пахло порохом и сигаретным дымом. Я был готов изрешетить «бумажного преступника» направляющего на нас оружие.
Меня мучил только один вопрос, который я так и не успел задать, ответ на который никогда не услышу.
Как же поймать время? Мне нужно овладеть этим искусством, чтобы воссоединить события воедино, чтобы мы оказывались в один и тот же час, в тех же местах.