Глава 6
Днем раньше, мы сидели на заднем дворе за летним столиком и обедали. Можно сказать в вольном стиле, так как каждый из нас помимо обеда занимался еще чем-то. Юми зачитывала мне отрывки из своих рассказов и вела себя как-то по-другому, знаю эту ее манеру, когда она хочет мне что-то сказать, но считает, что еще не наступило то время и выжидает, украдкой посматривая на меня.
«Бывает так плохо – до тошноты, до мурашек на коже, до удушья. Рассматриваешь свои ладони, моешь посуду, а потом опять рассматриваешь свои ладони. Целый день борешься с чувством, чтобы не бросить все к чертям и не окунуться в мир вина и распутства. Бывает так плохо, что не помогают уловки, которые были так чудодейственны в детстве – когда плохо закрывай глаза, а потом открывай и сразу должно становится лучше.
И ты режешь лук для того, чтобы скрыть слезы горечи. И ты включаешь музыку погромче, чтобы никто не услышал вопросов, которые неустанно задаешь себе:
- Кто я здесь? - Кем я прихожусь этому миру, этому городу, этому вторнику, этой квартире?
И если бы слон катался на качели за окном или сам Брамс играл на фортепиано, ты бы даже не придал этому значение. Ты бы даже не удивился. Да, бывает чертовски плохо, иногда», - закончила Юми отрывок монолога одной из своих главных героинь и опять украдкой посмотрела, но уже сделала символический глубокий вдох означавший, что близится начало разговора.
- Мне позвонили из редакции. Хотят издать мои рассказы и спрашивают есть ли у меня что-то еще. Им понравился мой стиль.
- Это ведь здорово, не так ли?- обрадовавшись сказал я. Ты какая-то грустная, мне казалось, что должно быть больше радости, когда такой день настанет. - Или я чего-то не понимаю?
- Нет, ты прав, я тоже думала, что будет какая-то особенная радость, что даже защекочет внутри, такая радость будет. Но знаешь, я даже не уверена, что хочу этого. Ну не знаю, я стою на перекрестке. Мне хочется, чтобы кто-то еще прочитал мои рукописи, но в то же время, я как будто жадничаю что ли. - Знаешь как это?
- Я не до конца тебя понимаю, извини. Но это твой выбор, хочешь соглашайся, хочешь нет. Это только твое, никто не имеет право тебе указывать. Сама распоряжайся своими словами и чувствами, которые вложила в свои работы.
- Я это понимаю, - слегка прикусив губу ответила Юми. Прекрасно понимаю, - повторила несколько раз и перелистнула страницу, чтобы читать дальше. Мне кажется, что мне просто нужно переспать с этой мыслью и все будет так, как нужно. Так, как будет правильно для тебя и для меня. Потому что там о тебе тоже есть.
- Я знаю, но я все равно даю тебе полное право распорядится так, как тебе этого хочется. То есть я не против, если обо мне будут читать другие, они все равно не знают меня, - сказал я обнимая Юми за плечи.
Надвигались дождевые тучи, поэтому я предложил переместиться в дом.
После обеда мы лежали на диване обнявшись и я с того ни с сего, вспомнил, что хотел прокомментировать отрывок, который читала Юми со своего рассказа.
- Я могу понять состояние главной героини, если бы у меня не было тебя, мне точно так же тошно бы было. Мне всегда вот так вот тошно, когда тебя долго нет рядом. Фу, фу, - как будто отряхнувшись от этих мыслей произнес я. Даже не хочу позволять себе думать о таком.
- Тебе и правда так плохо, когда меня долго нет рядом? Ты никогда не говорил мне об этом!
- Ты все что у меня есть. Как я могу насладиться тобой, я даже за всю жизнь не смогу этого сделать, - сказал я и крепко, как тогда в аэропорту обнял Юми и поцеловал ее в губы ощущая тепло их тепло, прикасаясь к ее шее и зная о том, что она так же как и я закрыла глаза при поцелуе.
- Может это и к лучшему, что ты так считаешь, что не сможешь мною насладиться. Значит у нас все будет хорошо всегда. Будем плыть в нашей лодки по гладкой и спокойно воде, иногда искусственно создавая волны, чтобы все не казалось пресным.
Я улыбнулся и кивнул ей в ответ, а потом еще раз поцеловал ее в губы. Я бы целовал и целовал ее, так сильно я люблю ее.
Мы еще некоторое время лежали на диване пытаясь досмотреть фильм без конца висевший на паузе из-за наших бесед.
Остаток дня пытались сделать все задания по дому и даже успели к вечеру со всем справиться.
Вечер был на удивление прохладным. Я открыл в спальне окна, принял душ, разделся до гола, зажег свечи, включил пластинку, откупорил бутылку вина, но в бокалы решил не наливать, чтобы оно не потеряло аромат, и терпеливо ждал Юми.
В окно светила луна и играли тени от свечи. Юми появилась передо мной освещенная этим прекрасным светом. На ее теле все еще оставались капли воды. Она прикоснулась ко мне и мое тело затрепетало, как когда у нас было в первый раз. Юми тяжело дышала и прижалась ко мне крепче прежнего. Мы долго лежали неподвижно, как будто вот-вот и придет кто-то очень плохой и оторвет нас друг от друга. Так были крепки объятия.


После встречи с представителем „Хитсоу” и воротилами из бара я отвез Кавору к себе домой. Все что мне хотелось тогда, когда случилась эта неприятность, так это упасть в чистую реку и чтобы вода несла меня куда ей заблагоразумится. Мне хотелось убежать и держать себя в заперти в маленькой хижине на высоте двух тысяч метров. Пусть я и старался казаться спокойным в подобных ситуациях, но они вселяли в меня страх и приводили в бешенство, потому что я не мог предугадать их, предотвратить что-то плохое. Это было не в моих силах. Я попробовал счастье на вкус и потерять его стоило бы мне всего.
Юми страшно испугалась, когда мы зашли в дом. Она читала рецептную книгу и готовила креветки в винно-медовом соусе с маленькими кусочками укропа, пармезана и чабера, я понял это по запаху наполнившему дом. Но отложив свое занятие вышла на шум, который мы создали в прихожей. Ложка выпала из ее рук, когда она увидела лицо Кавору и с облегчением, но в то же время с недоумением посмотрела на меня, лицо которого сияло гладкостью и чистотой – и ни одной царапины.
Без лишних вопросов она увела Кавору в ванную и пока его лицо было менее похоже на раздавленный помидор, не вышла оттуда. Юми предложила Кавору полотенце и мою одежду. Кавору посмотрел на меня будто спрашивая разрешения, я ответил удивленным взглядом на его чрезвычайно резкое проявление вежливости. Но мне было приятно, что мой друг вел себя достойно в присутствии моей любимой женщины – это очень важно.
Я вызвал такси для Кавору, которого мы привели в более презентабельный вид и остались в беседке дожидаться - в полном молчании. Прервав молчание Кавору поблагодарил нас за гостеприимство и извинился за предоставленные неудобства – второе было не к месту, потому что так всегда поступают, когда любят. Кавору обнял Юми и поцеловал её в щеку, пожал мне руку и попрощавшись до вечера поехал домой, где надеялся еще не застать Умэ у которой по идее должна была быть ещё одна лекция по истории искусства в местном университете. Кавору хотел морально подготовить Умэ, которая чрезвычайно резко реагировала на драки. Она считала подобное поведение проявлением слабости, слабости в словах – не умением вести диалог. Она принимала побоища Кавору на ринге, но была противником драк на улице. Кавору никогда не спорил с ней, а покупал ей букет цветов и опустив глаза, как отруганный щенок – молчал.
Как можно объяснить, что с ублюдками не разговаривают – их бьют! Это мужская психология необъяснима даже нами, мужчинами. Это скорее инстинкт. Например, есть женщины, которые кричат при приближавшейся опасности и убегают, и есть мужчины, которые кричат и с этим криком нападают, точно как варвары. Да, это несомненно инстинкт – точно, что здесь и следа нет сознательному и рациональному решению. В общем, инстинкты бывают разной формы их проявления. У Кавору эта форма приобретает вид сломанного носа, ребер, рук. Но насколько Кавору варвар, настолько он нежен и обходителен. Он охраняет тех, кого любит с первоначальной точки отсчета того, что могло бы повернуться не в лучшую сторону для него и тем самым нанести необратимый болевой удар его любимым. Не ответил бы он в баре, его избили бы до полусмерти, что бы тогда делала и как бы справлялась с болью его любимая Умэ. Ее тонкая натура просто не выдержала бы такого давления. Ее ранимая душа сбежала бы из ее тела, как непослушный подросток в переходный период. Кавору же старался предотвращать эти «переходные периоды», пусть не всегда удачно.
„Мы мужчины, видим опасность и встречаем ее кулаком или еще чем-нибудь, что попадется под руку”, - говорил Кавору объясняя нам то, что мы и так понимали, и чего он никогда не смог объяснить Умэ.