Глава 4
После всего кошмара, который с нами случился, мы были склеены и неразлучны. Хотя, в большинстве случаев армейские друзья стараются разъехаться кто-куда и встречаться только раз в десятилетие, чтобы было меньше воспоминаний о всех неудачах и падениях, которые навсегда останутся во взглядах их товарищей. Но, наш случай был настолько особенных и исключительным, что мы с каждым годом становились словно сиамские близнецы, которые наоборот хотели полностью прирасти друг к другу, а не разъединиться. Став при этом единым телом, единым разумом, который, как цербер будет охранять наши воспоминания, пусть и не самые лучшие и счастливые. Именно тогда, когда в моей жизни появился страх не только за себя, а и за другого человека отличного от меня, с другим характером, чертами лица, поведением и чувством юмора, я сполна познал урок, сполна понял то, на сколько раньше ошибался в том, что испытываю счастье. Счастье, впервые в жизни, настоящее счастье, которое извините, но мало кто испытывал, я ощутил каждой клеточкой своего тела и мозга, когда взорвавшаяся мина ни единым осколком не зацепила Тору, Джибо, Кавору и Юки, когда сквозь рассеивающийся дым, я пытался разглядеть четыре поднятых кулака. Я напрягал слух, чтобы услышать выкрики еще несозревших голосов, которые посылали свою неутомимую благодарность Вселенной. Я разрывался от горячего потока облегчения в моем сердце, что благосклонность чего-то, что существует намного выше нас не отвернулось от наших маленьких душонок. И тогда, счастье взрывалось внутри меня, как мина, на которую я с радостью наступал бы снова и снова.

И счастье, когда я сходил с трапа исключительно удачно приземлившегося боинга и первое чудо, которое увидел – это был взгляд Юми. Её развивающееся платье, белоснежные ножки в красных кедах, с букетом таких же цветов, которые я подарил ей в нашу последнюю прощальную встречу. Как часто я вспоминал ее, как часто представлял нашу последнюю встречу, ее взгляд, ее прикосновения ко мне. Я вспоминал все - то, что была приятная погода, что через окно было видно как персонал аэропорта мечется готовясь к очередным рейсам, как ребенок уронил мороженое, как тощая уборщица тут же ринулась убирать, как служба безопасности с каменными лицами и устрашающими телосложениями недоверительно заглядывал всем в глаза, как я считал секунды и расстраивался, что их становится все меньше и меньше и что на табло появился посадочный номер моего рейса.
Конечно же, обнимая Юми, я не думал обо всем этом. Но тогда, я вспомнил все, я так реально представлял все это, что мне не хотелось возвращаться. Но еще больше мне хотелось вернуться в новую встречу, которая случится тогда, когда весь этот бардак закончится и огласят перемирие или тогда, когда мы одержим победу.

(За день до того, как уехать мы с Юми постоянно были вместе, и практически все время гуляли. Последний вечер, проведенный вместе, был тихий и осенний, я держал стаканчик с кофе – на нем была изображена очень яркая текстура, играла джазовая музыка в кабриолете припаркованного недалеко от нас. Возле кабриолета собиралось все больше и больше молодых людей, нашего возраста - они курили и болтали на выдуманном сленге ни о чем. Смеялись с шуток которых мы не понимали и хвалились небывалыми историями с героическим концом «где оставались живыми, но в стельку пьяными выползая из перевернутого и горящего ягуара; где предел их мечтаний и крутости определяло рекордное количество дней проведенных за решеткой». Я тогда, не чувствовал себя героем, я не осуждал их, что я буду там, за другой, противоположной полосой нашего мира, нашей страны, города, на другой стороне от Юми. Там, где если меня не станет, то это будет всего лишь еще одной единицей в статистике, а они будут здесь наслаждаться жизнью, за той полосой, которую мы прикрывали своей грудью в случае опасности. Я не осуждал, так как понимал, что у них больше шансов загреметь в ящик, чем у меня.
Но все-таки, я завидовал их беспечности и уверенности в завтрашнем дне. Я завидовал их праву на выбор, которого у меня не было по причине засевшего в голове патриотизма «кто-то ведь должен». Мои дни, полные глупости и странствий, резко закончились. Ночи возле черного моря и с бесконечным количеством лунных дорожек манящих пройтись по блестящему штилю. Бесконечным количеством шума приходящих и уходящих волн, особенного дуновения ветра, который бывает только во время заката засыпающего солнца и выхода на сцену прохлаждающей луны, заставляющей забыть обо всем и покориться своим желаниям, переступив все запреты и нарушив все правила.
В тот день и кофе был другим, и сок откушенного яблока был слаще, и губы Юми парализовывали все тело, притягивали и не отпускали. В тот день становясь выше, мое тело приобретало форму. Мышцы разрывали футболку, которая становилась меньше на два размера. Мои щеки становились колючими я даже видел этот момент, когда свеже сбритая щетина тут же вырастала на том самом месте.
В тот прощальный день Юми без умолку разговаривала со мной, будучи по жизни довольно молчаливой. Я послушно покорялся ее монологам и вступал охотно в диалоги. Я делал все, что она хотела, потому что я не знал, смогу ли еще раз оказаться в мире в котором открыл глаза. Конечно же я хотел вернуться живым и невредимым, я не был фанатиком. Но придя домой и ложась в постель с Юми, я не хотел ничего, кроме как увидеть момент ее погружения в сон – всю ночь я смотрел, как она спит и утром наслаждался ее пробуждением.
Каждый по-разному реагирует на стресс, - и это я тоже понял в тот день, хотя ни разу не задумывался о столь явной очевидности).

Так вот, когда я сошел с трапа и обнял Юми ощутив всю ту мягкость и тепло, которого мне так не хватало и которое я постоянно держал в своей памяти, ради которого боролся и не сдавался, тогда я чувствовал, что всё страшное уже позади. Что впереди только беззаботные и праздничные дни, в которых сладкое вино и треск горящего полена, и наши желтого цвета лица от ярко-пылающего огня в камине останутся молодыми и неизменными с вечно сияющей улыбкой.