Глава семнадцатая
Макс нервно собирался с утра и думал о своем. Рядом была Мари и просто заливалась от хохота:
- Ты на какое свидание собираешься? Кто эта мадам, что заслужила такого «Макса», а?
- Мари! Потом, все потом…Это вообще ни то, что ты думаешь. У меня просто важная встреча.
- Настолько важная, что ты даже погладишь рубашку?
- Мари! Я прошу тебя – ПРЕКРАТИ! Мне сейчас не до этого!
- Ладно. Ну, ты хоть не сильно старайся в постели. Я просто тебя прошу – будь обыденным. Ладно? А то я обижусь, - неунималась Мари.
- Все Мари, я полетел. Доскорого, - на прощание выдал Громов, в попыпах закрыв за собой дверь.
- Давай, - обыденное от нее.
Макс спешил на всех порах встретится со своим прошлым. Ну, а каким бы вы хотели предстать перед своим прошлым? Ну, конечно – НЕОТРАЗИМО!!! Ведь, наверняка, вы, как и многие другие расстались с тем самым прошлым, не самым подобающим образом:
«Wie die Welt in Scherben liegt
Kein Vogel ohne Flügel fliegt
Glaube mir ich weiß wie es ist
Wenn das Leben zu dir spricht
Jetzt, geh noch nicht»
(«Unheilig»)
Макс расстался с ним, как нельзя ужасно. Все, что он строил теперь, лежало глубоко на невообразимых руинах чувств и отношений со своими близкими, а точнее одним близким человеком. Он построил целую империю зла на том, что годами томилось в невообразимой боли и ненависти к друг другу, а точнее не понимании. Макс слишком много отдал теперь, чтобы расплачиваться со своим уродливым вчера, сегодня.
В ушах Макса торчат наушники. Он давно уже не баловался с Walkman. Музыка в стиле рок глушила его самые неположительные мысли, не давая им просто прийти наружу. Эта встреча расколола Громова на «до» и «после». Когда, «до», у него было все не идеально, а теперь еще может быть и просто отвратительно. Он чувствовал просто невообразимо огромный и противный ком в горле, который перекрывал все пути и выходы нормальному дыханию и позволял наслаждаться только отрезками свежего воздуха. В его голове, что-то стучало. Било прямо в висок и орало со всей силой: «Остановись, слышишь?! Остановись, блять, и сворачивай. Не глупи Макс - тебе не справится!». С другой стороны кричала параллельная реальность: «Тебе все равно не уйти. Ты обречен, мудак!». В Максе просыпались все самые невообразимые комплексы и страхи, которые так мирно спали, а теперь очнулись, чтобы навсегда все разрушить. Они были родом и с детства. Родом оттуда, откуда была и эта встреча. Последний раз они виделись весьма давно и все, что успел сказать тогда Макс было: «Ну и уезжай, так будет конечно лучше! Давай, котись отсюда, чего ты ждешь?». Эта реплика словно заезженная пластинка звучала по кругу и выводила Макса из равновесия. Ему даже подташнивало, а в глазах, как-то весьма странно расплывалось все вокруг. Это первые признаки прошлого. Дальше хуже, ведь встреча неизбежна. Что на ней будет – известно одному разве, что Господу? Да и тот, оставил слегка интриги, чтобы не показалось, что все карты открыты и лежат на столе.
Этот парк был очень хорошо знаком Громову. Он частенько зависал еще студентом. Парк в самом центре Голосеево. Самый странный и самый прекрасный парк в этом, Богом ненавистном мегаполисе, где вообще не понять, что происходит в последнее время? Он был весьма фешенебельный и в тоже время, очень простой до неузнаваемости. Компактно расположен, слегка напыщен, ухоженный и немного обыденный. При всем, при этом за собой он оставлял ощущение гармонии и спокойствия. Особого спокойствия ему добавляла стоячая озерная вода, что мирно перекатывалась со стороны в сторону от каждого порыва ветра. В ней плескались утки, покачивались катамараны и лодки с людьми на борту. Все было так обыденно, и в тоже время, так приятно.
Кругом лавочки, кругом народ и люди, которые неспешно прогуливаются сами и парами, семьями и компаниями. Бегающие по кругу и, те, кто просто жадно попивает пиво в стороне. Страдающие и веселящиеся, умиротворенные и сбитые напрочь в этой жизни. Теперь, последним здесь стало на одну персону больше. Макс сюда недаром пришел. Он сбитый с толку фрегат, который жадно искал свой маяк в этой жизни, но никак не находил.
На оной из таких лавочек его ждало, самое, что ни наесть ужасное прошлое…Его забытый маяк.
Отец Макса спокойно сидел на деревянном пристанище, весьма вальяжно раскинувшись телом по всей горизонтальной плоскости, держа в руке пару банок пива, и мирно поглядывал на все, что происходило кругом. «Суета, да и только», - подумал он. Макс не знал, что делать и просто напролом направился к отцу.
- Максим! Я заждался. Рад тебя видеть, ты так изменился! Боже, каким ты стал – просто настоящий мужчина, - заходился разливать ложь по ушам Макса отец, обнимая своего заблудшего сына.
- Я тоже рад тебя видеть!
- Я купил нам пиво, чтобы мы с тобой посидели, поговорили, как раньше. Помнишь?
- Как это, «как раньше»? Что-то я не припоминаю такого? – вопросительно посмотрел на отца Макс.
- Максим, брось! Я приехал из далека, сюда, на Украину, и выкроил для тебя хоть немного времени, чтобы повидаться. Ну, а ты начинаешь, - успокаивал отец Макса.
- Ну, за два года или сколько там прошло, можно было и выкроить!
- Ладно, перестань. Как у тебя дела? Что нового? Боже, как давно я тебя не видел?!
Страх отступил, напрочь, от Макса. Парень словил себя на мысли, что отец не только долгое время его не видел, но и не писал, не звонил, не напоминал про себя и даже не особо засуетился, когда Макс отправил ему послание на мыло, что мать умерла:
- Честно, я хотел приехать. Но, так сложились обстоятельства, понимаешь? У меня были дела в Вене, и я просто не мог вырваться. Честно говоря, до сих пор не могу поверить, что она умерла – столько лет вместе! Ты знаешь, она была прекрасным человеком! Тебе с ней очень повезло, я даже не удивляюсь, что ты вырос таким. Макс, чего молчишь? – опять заходился допрашивать Макса отец.
Максу, откровенно говоря, нечего было добавить. Он просто вспоминал, что на похоронах матери тоже говорили, что его мама была прекрасным человеком и все такое. Это словно «де жав вю».
«ВЫ НЕНАХОДИТЕ, ЧТО ЭТО УЖЕ ГДЕ-ТО БЫЛО?!».
Впервые Макс осознал, что зря пришел сюда. А впрочем, что нового или абсолютно неведомого мог сказать или подарить, человек, который оставил их с матерью в самый скудный момент, когда Макс был в шаге от наркоты и запоя, и в двух шагах от самоубийства. Это была предельно ясная парадигма. Формальность. Бытовуха. Некая обязанность, заявить одному человеку, что они близки по своей форме ДНК, да и вообще весьма схожи натурой. Сыграть роль заботливого отца и спокойно раствориться во времени и пространстве на неведомый никому отрезок того самого времени, чтобы потом вновь сказать, что эта встреча была самой важной в его жизни. Наверняка, так удобней?!
- Знаешь, там, в Австрии, все совсем не так, как здесь! Там живут и смотрят на мир формально проще и мягче. Понимаешь? Ты должен туда поехать и там остаться жить – тебе там понравится! Обещаю! Ты там себя быстро найдешь!
Макс вновь погрузился в некий портал из мыслей и собственных суждений. Максу, наверняка, не будет лучше даже на заброшенном острове в районе Бермудов, даже наедине с аборигенами, ведь даже с ними он найдет причину для конфликта и откопает такой большой топор войны, что про мирное существование на этом жалком куске суши можно просто забыть. Убегать от себя, конечно можно. Но как долго? Хорошо, если убегаешь по прямой, а что, если по наклонной? Что тогда? Страшно, понимать, что пока не создали, какого-то более-менее подходящего места для таких приваленных на всю голову, как Макс, людей. Страшно осознавать, что твое единственное счастье живет с монстром. Что твой рыжий ангел, терпит тебя по непонятной тебе и ей причине, только ради…Вот так, когда-то мать терпела Его - отца Макса. Странно у них все происходило?! Отец посвящал себя работе и себе самому, семье - никогда. Он никогда не находил времени, чтобы понять, что происходи внутри каждого из них. Когда, Макс, хотел сказать, что-то весьма важное – отец был настолько далеко, находясь дома, что Макс просто утратил всякую надежду быть услышанным. Может быть, от этого у него со временем, сформировалось желание быть рупором на всю Вселенную и глашать все, что у него внутри. «Ты так не находишь Макс?», - спрашивал сам у себя Громов. У отца не было и толком понятия, чем живет его сын? А в принципе, чтобы от этого изменилось, если бы отец Максима был хоть немного поблажлив к своему отпрыску и уделял ему, хоть сколько ни будь, своего «драгоценного» времени? НЕТ! Все так бы и осталось!
- Макс, я очень долго думал, о том, кем ты станешь в будущем, когда вырастешь? И знаешь то, что ты стал работать пиарщиком - меня удивило, понимаешь?! Я просто даже не представлял, что такой скромный парень, как ты можешь заниматься раскручиванием кого-то?
«Ну, и о чем он сейчас, блять, или о ком?», - спрашивал себя Макс. «Он меня совсем не знает! Хотя, стоп! А я его знаю? Нет! Ну, и ладно. Хотя, как для людей, которые мало знакомы, мы весьма мило беседуем. У нас есть общие интересы. Такое редко встретишь, чтобы у незнакомых людей с ходу было столько общих тем и суждений на двоих. Наверное, я на него, чем-то похож, но я об этом никогда и не узнаю. Меня никогда с ним не сравнивали, потому, что в семье считали, особенно, по словам тетушки, что сравнение меня с отцом приравнивается тому же сравнению, только с куском фекалий. Потешно даже. Он такой весь серьезный: пьет пиво и так серьезничает, прямо, как Марк, когда отходит от темы женского пола. Правда, я совсем не понимаю зачем вообще, сейчас, о чем-то говорить? Это пустая трата и так ушедшего в прошлом времени, на абсолютную бессмыслицу!».
Макс успокоился. Он вспомнил о том, с какими чувствами он шел сюда и с какими находится сейчас – гора с плеч! Последние капли сомнения сгорали в необъятном огне сострадания и радости над тем, что так далеко кануло в пропасть. И уже совсем не важно, что скажет он или его отец дальше – они просто формально беседуют и просто формально играют свои роли. Макс ловит себя на мысли, что у его отца получается играть эту прекрасную роль первого плана, намного лучше, чем оная дается самому Максу: «Наверное, это приходит со временем?». Когда днями проводишь время с теми, чье обычное общение это заученный монолог и комплекс движений с мимикой на лице – подобная игра, даже самого «близкого» человека не удивляет. Максу эта ситуация напоминала, чем-то ту, где трещавший по швам союз двух любящих, когда-то в дальнем прошлом, людей, пытается ними же, быть безуспешно спасен. Печально! Что не говори! Они понимают, что они близки друг другу, но жить с этим дерьмом в душе и паранойей в голове – не могут. Пытаются, но не могут!
Отец Макса с восхищением показывает семейные фотки на планшете и потешно улыбается. Макс с горечью заглядывает в планшет и с завистью рассматривает чужое счастье. Нет ничего, более ужасного, чем завидовать чужому счастью - оно всегда слаще, красивее, и что самое главное НЕПОВТОРИМОЕ. Макс вспомнил, мимолетно разглядывая счастливые лица чужой семьи, что в его первой семье не осталось даже общего семейного альбома с обычными фотокарточками, ни то, что изображенных счастливых лиц. Внутри планшета все улыбаются и делают такой вид, что сейчас лопнут от счастья, которое, судя по всему, рухнуло нежданно им на голову. Макс кивает головой и все больше ненавидит их, хотя они, наверное, и слова по-украински, или хотя бы по-русски не понимают. Даже, если представить, что Макс в гневе попытался бы их оскорбить – они бы ничего не поняли, все так же продолжая мило улыбаться ему в ответ, как сейчас в фотках на планшете, от чего Макс потерял бы всякий рассудок и сиганул бы прямо в окно. Отец, как заведенный распинается о том, что в Австрии значительно лучше, что там давно витает в воздухе дух свободы и демократии, что все люди уже давно не парятся о своем будущем, в отличие от украинцев, а спокойно живут в свое удовольствие. Макс не возражает. Он вспоминает только лишь, что где-то в конце XVIII ст. почти вся Западная часть его ныне единой страны была безжалостно оттяпана австрийцами, которые попросту выкачивали все и вся с его страны. Что украинцы столько боролись, чтобы вырваться с этого паскудного ярма. И ради чего? Чтобы спустя, почти три столетия, снова приехать в гости к тем же австрийцам и сказать: «Здравствуйте, а вот и мы». Чтобы с протянутой рукой попрошайки получить от тех, кто недавно их гнобил, кусок черствого хлеба. «Только без меня», - нервно судачит Макс.
- Знаешь, я скоро собираюсь открыть свое дело здесь, в Киеве, и тогда мы сможем значительно чаще видеться, по-моему, здорово?
- Ну, как сказать, - бросает отцу Макс. – Как сказать…
- Макс, ты наконец-то познакомишься со своей семьей, с твоими братьями и сестрами. Они сами очень хотят тебя увидеть?
- Больше они ничего не хотят? – нервно бурчит Громов-младший.
- Макс! Прекрати этот цирк! Вам бы давно пора познакомиться, вы же не чужие люди? – воспаляется отец, допивая остатки пива.
- Да? А что я про них такого глобального знаю, что бы говорить, что мы хорошо знакомы? По-моему, ты просто несешь абсолютную чушь?!
- Макс, не будь ты таким эгоистом! Ты совсем не уважаешь чужого мнения! – настаивает Громов-старший.
- Верно! И не собираюсь – приятно слышать тебе это или нет?! – отбивается Макс.
- Эх, Макс. Ты так еще глуп! – бросает его отец.
- А полчаса назад я был, таким скромным – не находишь?
- Боже, Макс! Ты всегда портишь все в самый неподходящий момент.
- В принципе, да! - гордился собой Макс. Этого-то качества у него не отнять – он это умеет.
- Знаешь, Максим: я всегда мечтал, чтобы у нас была крепкая и дружная семья, чтобы все были счастливы…
- Так, а хули ты бросил нас, пап? Хули? - начал орать Макс.
- Макс! Ты много не понимаешь! – взвинтился в ответ отец.
- Так даже лучше! Не понимать, почему люди делают другим людям больно, чтобы сказать: «Я хотел, как можно лучше!», - бросает Макс своему отцу и смотрит куда-то вдаль.
Макс просто оборвался. Скатывался, как снежный ком скатывается со склона. Он сразу вспомнил, сколько раз он пытался сделать лучше, а получалась полная хрень. Как он делал больно, во имя аморфного счастья…Они похожи. Правда, по-своему. Громов, младший это отрицал, но внутри себя чувствовал, что его 100% копия сидит просто напротив него и воодушевленно его кривляет, делая все тоже, что делает Максим. Ему было стыдно, что он был похож на этого человека. Точная копия без каких-либо технических изъянов, даже Сашка бы не изобразил их настолько идеально в порыве самого, что ни на есть мощного вдохновения, как это сделала природа и генетика. За это стоит ненавидеть природу. Она не оставила Максу выбора. К годам 50, Макс точно также, как и его отец, сейчас, будет рассуждать об этих пустяках, придавая им такой мощной окраски. ОН ОБРЕЧЕН. Хотя стоит еще дожить до 50 – это будет весьма нелегко. Кто знает? Может жизнь еще заставит его судорожно хвататься за каждый шанс продержаться еще неделю, еще месяц, еще год – она может и такое выкинуть. Максу становится страшно, и он хочет опять к Мари. Но он не знает, что сказать и как преподнести, то, что эта встреча затянулась. Отец с виду, такой счастливый. Ну, или прикидывается? «Я ведь взрослый человек, а все еще страшусь сказать, что все это меня достало и я просто хочу домой. Все-таки, он мой отец, как не крути. Я чувствую его превосходство, небольшое, но превосходство», - прокручивал в себе без конца Громов.
…Они прощаются. Последние слова. Они, как всегда, ужасны. Все говорится в такой дурацкой манере, что с виду больше походит на прощание глухонемых – они не особо понимают друг друга, но при этом делаю очень снисходительный вид. У Макса заканчивается терпение и он обрывает отца на словах «Мы скоро увидимся…». Макс просто жмет ему руку и идет прочь, не оглядываясь, чтобы упаси Господь, не разрыдаться. «Прошлое настолько сентиментально», - вопит Макс. Ему дурно, только от той мысли, что он придет домой и будет, как угорелый пропускать, через себя каждую реплику, сказанную этим человеком, потом он напьется и пойдет заниматься сексом с Марией, после чего его отпустит и он опять до следующего подобного эпизода не вспомнит, кто такой Алексей Громов и что столь важного сделал этот человек в его жизни.
«Не забывай нас.
Ты помнишь, в марте
Отец возделывал поле,
Разбив сердце матери.»
(Vergiss Uns Nicht)

Глава восемнадцатая
Макс был на грани фола, где-то между пропастью и полным отсутствием собственной вины. Он словно, загнанный зверь, зализывал раны и боялся, что все повторится вновь. Встреча с отцом не оставляла Максу и капли сомнения в собственной ничтожности, как в прочем и в том, что его семья в будущем, наверняка, будет примерно такой же! Мари просто обречена…
Она делала чудесный минет и не менее чудесный бифштекс, но даже в такие минуты казалось, что это не то лекарство, которое ему необходимо. Все слишком сложно, особенно, когда виной всех сложностей ты сам. От отца неоднократно к нему на почту сваливались разные послания с семейными фотографиями, теми самыми, где их лица были счастливы до умопомрачения. Макс нежно ухмылялся и только нажимал, после каждого подобного послания «удалить». В конечном итоге, этот процесс стал словно необходимость: проверил с утра почту, перечитал эту поебень, удалил. Проверил почту, перечитал эту поебень и так далее. Игра в себя не давала вновь результата. К конечному итогу все снова стало на свои места и Макс больше не боялся, только иногда по вечерам, он сидел на кухне и спокойно подумывал под дым сигарет о том, что жизнь пока еще, наверняка, с ним снисходительна иначе бы, все закончилось весьма фатально.
«ТО, ЧТО НЕ УБИВАЕТ НАС – ДЕЛАЕТ СИЛЬНЕЕ».
Все модные журналы в стиле Esquire и LQ пестрели отфотошопленным лицом и фразами Кристины Абрамовой – самого прогрессивного пиар-менеджера XXI века в Европе. Квартира Макса была завалена этим глянцевым добром. На каждой странице, если не было развернутого интервью Абрамовой, то обязательно была ее реклама и новаторские идеи в этой отрасли. Макс молча завидовал ей, а по пьяни еще и сгонял тоску на этот журнал, пока Мари не было дома. Он стал фанатическим фетишистом, который поначалу спускает все свои бурные фантазии на глянцевое лицо Кристины (вспоминая, как им было прекрасно вдвоем), а потом сжигал журнал в мусорном контейнере.
«…Кому я обязана тем, кем я стала? СУДЬБЕ! Судьба дала мне шанс стать первой в этой сфере среди европейских грандов…Все начиналось с киевской компании, но это был проходящий этап, честно скажу, что профессионалов, там как не было, так и нету. Украина вообще в этом плане весьма не креативна. Там мало уделяют внимания пиар кампании, она (Украина) только становится на эту дорогу прогрессивного пиар развития,а мы уже давно там. Но я и моя компания, мы готовы, повести наших коллег по-этому не легкому, но очень престижному пути».
Макс, жестко завидовал, всему, что добилась за это время Кристина. Она теперь, даже была круче него – первая среди тех, кто когда-то просто дал ей шанс, которым она воспользовалась. Макс даже рассмеялся: «Пиздец, я ее судьба. Я дал ей шанс. Ну, спасибо Кристи, что не забываешь».
Тусклое заведение на окраинах Киева. Так называемый клуб для избранных. Здесь толкают девочек и наркоту за даром, особенно, если у тебя есть членская карта. Хотя без членской карты, постоянного клиента – тебе дорога в этот «храм» закрыта. Макс был почетным посетителем этого клуба очень давно. В обыденный день здесь тусовались, такие же, как и он: разбросанные по социальной лестнице поддонки, чьи идеи граничили между гениальностью и фанатизмом. Первый раз, Макс, появился здесь под предложением Саши. Оказалось, что эти подвалы служат некой штаб-квартирой для художественного бомонда, в котором был Саня. Тут они обсуждали новаторские планы под стоящим столбом кальяновым дымом и ублажение всех своих земных фантазий местными путанами. В праздничные дни и выходные, здесь, околачивались богатые и ужасно богатые джентльмены, которые снимали стресс после тяжелой трудовой недели. Макс неоднократно заводил связи с этими денежными мешками столицы. Чем-то похожие на современных менеджеров и простых барыг одновременно, они, безусловно, обожали Макса. Большинство из них – это скрытые тени 90-х, которые превратились из крутых «братков» того времени в солидных политиков и олигархов нашего века. Все они имели высшее образование и не одной судимости – просто идеальная картинка, солидного «джентельмен-мира».
Саша неоднократно рисовал им картины под заказ за хорошие, разумеется, бабки. Они ни хера не смыслили в том, что продавал им Александр, но понтонутся в лишний раз своим приобретением перед своими бизнес-корешами было для них сродни, какого-то достижения или получения оргазма в старческом возрасте. Макс привлекал всю эту элиту своим глобальным мнением на каждый вопрос и своим глубочайшими познаниями в психологии, что неоднократно давало ему бонусы в общении с ними, которые превращались в материальные подарки, под видом элитного бухла и целой кучи гаджетов. Макс был не против. Он не считал – это великим достижением и никогда не выставлял напоказ свои связи, но в нужный момент, никогда не забывал, чей номер стоит набрать, чтобы по его жизни потек «белый шоколад с настоящего молока». Там, куда колесил Макс с этими господами обычному смертному дорога закрыта.
На сей раз Макса сюда притащил уже Марк. У него тоже был здесь членский билет ко всем земным радостям нашего мира. По словам Марка, в его жизни пора сделать паузу, остановиться, посмотреть, что произошло вокруг и наконец-то сделать для себя, хоть какие-то выводы…Хотя, по мнению Макса, жизнь Стоянова и так проходила в замедленной функции, а точнее в дисфункции. Для Громова, жизнь его друга, напоминала круиз «Титаника», когда на борту такая веселуха, а за бортом, что ни расстояние, то целая куча айсбергов:
- Понимаешь Макс, нужно наконец-то смотреть на мир не через стекло стакана с виски и прочей дряни, а зрелым генеральским взглядом в будущее, в наше с тобой будущее?! Понимаешь?
- Что жизнь опять повернулась не тем лицом?
Макса ни на секунду не донимало, то о чем глаголил его бедный друг. У него такое частенько бывает, когда через его постель за неделю проходит слишком много красавиц местного разлива. Марк в этот момент, словно, заблудший странник искал хоть, какой бы то ни было монастырь дабы оставить в нем все свои порочные связи и грехи. Жизнь, если в нее тоннами закладывать счастье начинает тошнить. Судя по зеленому виду Марка – его скоро прорвет. Марк никогда не различал разницы между реальным и мнимым счастьем, принимая одно за другое. Даже сюда он пришел, чтобы быть, хоть немного счастливее, хоть немного… Тут его вечный «монастырь» с такими нежными молитвами под фенозипам и сладкое пение на ухо молодых монашек с развратной натурой.
Макс слушал внимательно своего друга и просто улыбался, поглядывая за соседний столик, где двое местных повес столицы вкатывали в себя очередную порцию, добротного порошка. Причем делали они это настолько эстетически и красиво, что даже казалось, будто они реально играют на публику, а не стремятся достичь высшей точки наслаждения. Особой остроты этому действию добавляла песня The nobodies, крошки Мэнсона, который наверняка при виде, такой картины, явно захотел бы застрелить своего клипмэйкера и снять новый шедевр с их участием. Все было слишком шикарно и до умопомрачения благородно.
- Я хочу начать жизнь с нуля, Макс, с полного нуля!
- Марк! Ты и есть полный ноль, - заходился ухмыляться Громов.
- Спасибо, блять! Огромное, человеческое спасибо!
- Обращайся! Всегда рядом.
Марк встал и за стола и пошел к местному стойлу с новым привезенным товаром, который довольно элегантно и даже как-то невинно торговал собой. «Пошло-поехало, все с самого начала. «С нуля блин», - скривился Макс. - да, тебя сначала надо кастрировать», - продолжал Макс, - «Ты же повинуешься воли и желанием только одной головы, которая, у тебя намного ниже пояса и уже почти упирается в пол…Еще один день прожитый лениво и беззаботно. Стоит чаще видеть Марка на днях, с ним, вся жизнь до самой старости пролетит в одно мгновенье», - подытожил Громов.