1|2|3|4|5|67|8|9|10|11|12|13|14|15
Наши с пляжа уже ушли. Я вылезаю из воды, обуваюсь в свои шлёпанцы, иду в домик. Возле него никого нет, но входная дверь открыта. Мне не хочется подниматься, и я кричу:
– Эй, на шхуне! Лом не проплывал?
Слышится смех и в проёме показывается Люда.
– Ты чего пропал? Были вместе, и вдруг исчез.
Следом появляется Даша.
– Я не исчезал, просто пошёл забодать крокодила.
– Ты меня к нему ревнуешь?
– Давай мы тебе из него сумочку сделаем? Или нет, большой-большой кошелёк?
Она энергично машет рукой и соглашается:
– Давай!
Из-за домика выходят домочадцы Люды, и она тут же спрашивает, обращаясь к мужу:
– Ну и как идёт расследование? Не зашло в тупик?
Вадик садится на скамейку, а Валера хочет подняться в домик, но Люда стоит в дверях и не пускает его:
– Садись, рассказывай.
Он неохотно говорит:
– Ну что? Всё нормально.
Люда раздражается:
– Что нормально? То, что убили человека? Нашли, кто это сделал?
– Ищут.
Да-а, информации вагон и маленькая тележка, только успевай запоминать.
Идем в кафе все вместе, но заказываем разные блюда. Мне приносят какое-то мясо, я без воодушевления ковыряюсь в нём вилкой, в мыслях находясь в другом месте. Даша рядышком щебечет о своих сиюминутных радостях:
– Посмотри, какая рыба! Ой, вкуснятина, зря ты себе не заказал.
Видя, что я не реагирую, толкает меня в бок и предлагает:
– Хочешь попробовать?
Смотрю на её тарелку и морщусь:
– Как ты её ешь?
У Даши от возмущения перехватывает дыхание, и она не сразу находит что сказать.
– Что ты понимаешь? Это изысканное блюдо! А!
Она взмахивает в воздухе вилкой – так машут рукой на пропащего человека – и мы в полном молчании заканчиваем обед. Сестра со своими домочадцами сидит за соседним столиком, и они втроем тоже кушают рыбу.
Послеобеденный сон у нас начинает входить в обязательный «номер программы». Все заваливаются по койкам, ложусь и я. Но это военная хитрость, спать мне не придётся. Убедившись, что Даша уснула, тихонько выхожу на улицу.
Делаю большой круг и направляюсь к месту свидания. Подхожу к двум последним перед пляжем домикам, возле которых меня должны ждать, но никого не вижу. Делаю ещё несколько шагов и…
…Перед глазами какие-то яркие разбегающиеся круги и звёзды, звон в ушах и что-то липкое во рту. Бум-м.… Ещё больше кругов, звёзд и звона. Чей-то голос. Меня ударили по голове? Кто? Где я? Бум-м…. Хриплый голос переходит в истеричный, а потом опять становится хриплым. Чего он хочет? Бум-м…. Ну что же это такое? Пытаюсь отмахнуться, но не могу пошевелиться. Пытаюсь сосредоточиться, не обращая внимания на удары. Восстанавливаю в памяти последние события. Обед, рыба у Даши в тарелке. Так, дальше. Послеобеденный сон, я ухожу на встречу, иду… Стоп, а дальше? Начинаю заново вспоминать, дохожу до того момента, что иду на встречу, и на этом воспоминания обрываются. Та-ак, а с кем я должен встретиться? Здесь моя память начинает буксовать, но ненадолго. Хриплый голос расставляет всё по местам.
– Хватит, Борода, а то ты его прикончишь.
– Пусть сдохнет, падаль, туда ему и дорога! У меня до сих пор от его удара туман в голове.
– Ты уже полчаса его херачишь. Сделаешь жмуриком, а кто отвечать будет, все вместе? А свои руки и энергию побереги, пригодятся ещё.
– У меня от этого сил только прибавляется. Ну, ещё разок!..
Прихожу в себя от какого-то писка. Никто не шумит, а, оказывается, это звенит у меня в ушах от полной тишины. Шевелиться не хочу, чтобы не увидели, что я очнулся. Начинаю улавливать разные звуки: кто-то вдали говорит, потом смеётся, где-то кричат, предлагая купить рыбу, неподалеку прошёл человек, хлопая шлёпанцами по босым пяткам.
«А где эти трое? Сидят, затаившись, рядом и ждут, когда я очухаюсь?»
Кажется, вокруг никого нет. Лежу на боку целую вечность, от неподвижности тело затекает, но, главное, мне это надоедает. Открываю глаза и ничего не вижу. Мотаю головой и понимаю, что мешает видеть какая-то тряпка. Сдёргиваю её с головы и обнаруживаю, что рядом никого нет, я один. Резко сажусь и от головокружения чуть не падаю обратно. Постепенно верчение мира вокруг моей головы прекращается, и можно всё спокойно рассмотреть.
Сижу на деревянном полу в комнате без мебели, в ней имеется окно и четыре двери. Меня здесь закрыли? Где я нахожусь? Рассматриваю себя: крови и повреждений нет – ох, крепко же по мне прошлись, всё болит! – одежда целая, руки-ноги не связанные. Что мне тут делать в таком случае?
Поднимаюсь с пола; стены и потолок начинают падать на меня, но я расставляю руки в стороны, и они возвращаются на место. Подхожу к окошку и вижу деревья и деревянные домики. Это база отдыха? Подхожу к дверям, дёргаю за ручку, и на меня обрушивается волна тёплого воздуха вперемешку с яркими солнечными лучами. От неожиданности отступаю назад и прижмуриваюсь.
Никто меня не закрыл, не посадил под домашний арест. Поиграли мною в футбол и бросили как использованный презерватив.
«Ай-ай-ай! Какие вы нехорошие, ребята! Теперь я от вас даже извинений не приму!»
Возле нашего домика никого нет. Неужели ещё спят? Сколько в таком случае сейчас времени? Заходить в комнату и выяснять это не хочу, умываюсь из самодельного умывальника, сажусь на нашу лавочку и погружаюсь в размышления. С троицей я разберусь сегодня же ночью и заодно узнаю, что им надо было от Нины. Если через неё хотели достать меня, это одно, а если выполняли чьё-то задание, то это совсем другое. Вообще-то они надоели мне хуже горькой редьки, надо прекращать с ними возиться.
Из домика выходит Даша и садится рядом.
– Мне тоже не спится. Немного вздремнула и больше не хочу. Что будем делать? Купаться ещё рано, сгорим на солнце.
Обнимаю ее за плечи, нахожу пухленькие губки и присасываюсь. Она прижимается ко мне, закрывает глаза и расслабляется. Я отрываюсь от удовольствия и предлагаю:
– Пошли в комнату?
Она тут же отталкивает меня и шепчет.
– Ты что? Они сейчас проснутся.
Сестра и её домочадцы продолжают отлеживать бока, а мы с Дашей делаем поход по культурным местам базы отдыха. Покупаем продукты, посещаем чебуречную – теперь я тоже ем с сыром – и заходим на рынок.
– Люда говорила, что здесь хорошие вина. Давай возьмём бутылочку? За ужином посидим, да?
– Отлично! Вам с ней нужно подружиться, а совместная пьянка сближает как ничто другое.
Даша неодобрительно качает головой.
– Когда я уже привыкну к твоим эскападам?
Я округляю глаза.
– Ты меня сейчас каким, каким словом обругала?
– Опять?
Я смеюсь и примирительно целую её в щёчку.
Даша долго и придирчиво выбирает вино – несколько видов выставлено на прилавке в небольших красивых бочонках, и его можно взять на разлив – и останавливается на одном. Парень-продавец наполняет пластмассовую бутылочку, я рассчитываюсь, и мы уходим.
– Люблю крымские вина.
Даша делится со мной ещё какой-то важной на её взгляд информацией, но я почти не слушаю: моя голова занята другим.
«Почему сегодня не видно этих троих? Не могут они сидеть в своём домике как старики, им нужны приключения, события, в таком случае, где же они? А может, собрали вещи и укатили восвояси? Или загорают у воды? Или испугались моей мести и спрятались? Нет, после такой жестокой «ответки» они должны чувствовать себя всесильными».
В нашем домике никого нет, он закрыт на замок. Складываем покупки в холодильник, переодеваемся – я незаметно проверяю, на месте ли товар – и уходим на пляж. На небе ни облачка, мягкое солнце – самое время для загара. Если бы не кое-какие обстоятельства, то и настроение было бы отличным.
Над базой отдыха низко пролетает небольшой самолёт и Люда обращает на него наше внимание:
– Завтра комаров уже не будет.
Я удивляюсь:
– Почему?
– С «кукурузника» рассыпают отраву, и теперь они подохнут.
– Очень интересно: сыпят на голову нам, а дохнуть должны комары? А мы должны здороветь, да?
К разговору подключается Валерий.
– С «кукурузника» выбрасывают не химию, а божьих коровок, они и сожрут комаров. И не на голову сыпят, а на камыши, где находятся их гнёзда.
Мы наблюдаем за манёврами самолёта, который летает не только над нашей базой, но и над всем побережьем. Где-то вдали он делает разворот, возвращается и пролетает над канавой, заросшей высокой травой, тянущейся сразу за базой, параллельно линии прибоя. Дважды от него отделяется небольшое, еле заметное облачко и опускается вниз на заросли. Валерий показывает на него, и каждый раз говорит:
– Это божьи коровки.
Я опять удивляюсь.
– Где они их столько набрали? Специально разводят, что ли?
Этого не знает никто, самолёт больше не появляется, и мы продолжаем загорать, периодически прогуливаясь в море. Между делом мне сообщают другую ценную информацию:
– Морской загар будет держаться всю зиму. Захочешь – не отмоешь.
– Даже если загорать только неделю?
– Конечно. Сколько солнца успеешь принять, с тем и будешь жить.
Я до этого на море ни разу не загорал и мне это в диковинку.
Вечер проводим вместе. Валерий с Вадиком идут в кафе, откуда возвращаются сытые и приносят с собой большой пластиковый стакан пива. Мы садимся за стол и разделяемся на несколько маленьких компаний по интересам. Люда с Дашей, поужинав вместе со мной всухомятку, дегустируют вино и закусывают его арбузом. Валерий курит и после каждой сигареты отпивает немного из пластикового стакана, которого ему хватает на весь вечер. Я борюсь с половиной арбуза и успешно побеждаю. Вадик не ест, не пьёт, не курит, зато молчит и слушает.
Потом Люда со своими домочадцами уходит в местный кинотеатр, а мы с Дашей берём покрывало и отправляемся на берег. После выпитого вина она взбодрилась, но во время гуляния по пляжу её разморило, тянет в сон, и мы сворачиваем прогулку.
Семьи сестры ещё нет, и я, просунув в проём полотенце, плотно закрываю дверь в нашу комнату, решив, что надо воспользоваться удобным случаем и похрустеть пружинами. Даша по своему обыкновению ложится в одних трусиках и укрывается до пояса, я же снимаю с себя всё и ложусь к ней под бочок. Засасываю её сладкие губки и нежно поглаживаю грудь. Она потягивается и вздрагивает. Я отрываюсь от неё и спрашиваю:
– Давай снимем пояс верности?
– Какой?
– Сейчас покажу.
Сдёргиваю с неё простынь и рывком закидываю её на спинку кровати в ногах. Подцепляю двумя пальцами тряпичный треугольник, но не стягиваю, а говорю:
– Вот этот.
– Я сама.
Она ни разу не разрешила снять с себя трусики, видимо, предполагая, что, будучи в азарте я порву их в лоскуты. Очень надо! Быстро сняв и закинув их в любимый угол, Даша ложится на спину. Даже простое соприкосновение с ней меня сразу возбуждает, я практически готов, но теперь мне нужно подругу привести в полную боевую готовность.
Засасываю её губки вместе и по отдельности, щекоча их языком, обволакиваю губами соски на груди, проводя вокруг них языком, короткими поцелуями покрываю животик и территорию возле пушистого треугольника. Даша дрожит и вздрагивает и, широко раздвинув ноги, показывает своё гостеприимство. Мы с дружком собираемся им воспользоваться, но вдруг слышим шаги. Семья сестры возвращается с вечерней прогулки. Мы замираем и перешептываемся:
– Ой, они же услышат.
– Конечно. Что будем делать?
– А мы потихоньку.
– Ты что? Не получится.
– Тогда встаём.
Стараясь не скрипнуть пружинами, мы поднимаемся и становимся между койками. Шепчу:
– Повернись.
Помедлив немного, Даша поворачивается ко мне спиной. Прижавшись, обнимаю её, захватывая оба верхних полушария в ладони. Повернув голову, она кладёт её мне на грудь и подставляет лицо под поцелуи. Мой упругий дружок сиротливо прижимается к её левому боку, но я про него не забыл. Шепчу подруге прямо в ухо:
– Нагнись.
Она раздвигает ноги, изящно выгибает спину, наклоняется и упирается в койку. Мои руки в это время проскальзывают по животику, бокам и оказываются на её пояснице. Мой дружок очутился внизу, но заблудился и тыкается в разные стороны как слепое кутя. Мы с Дашей оба, каждый со своей стороны, помогаем ему и направляем на путь истинный. Тёплая дружественная обстановка ободряет его и он сначала нерешительно но потом всё смелей и смелей раз за разом проникает вовнутрь.
Поглаживаю подругу по спине, животику, дотягиваюсь до груди, но мне так неудобно и я беру её за поясницу, начинаю контролировать частоту и глубину проникновений и при этом слежу, чтобы не производить хлопков. Она наклоняется ещё ниже и тихонько постанывает. Нам с дружком тоже хорошо и вскоре мы выплёскиваем в неё всю свою накопившуюся теплоту и энергию и, сделав последнее движение, замираем.
Она засыпает почти сразу, и теперь, надеюсь, будет спать до тех пор, пока я не вернусь обратно. Ну, а мне сегодня, похоже, сон не светит.
На базе отдыха имеется много достаточно тёмных закоулков и именно ими я пробираюсь к домику, со стороны которого прошлой ночью меня окликнули. В нем освещения нет, хотя время ещё «детское»: только-только после полуночи.
«Неужели уехали?»
Подхожу вплотную и останавливаюсь возле окошка. Изнутри не слышно никаких звуков. Выглядываю из-за угла и вижу висящий на двери замок. Обхожу домик и останавливаюсь возле другого окна. Тишина. Похоже, внутри действительно никого нет. Начало хорошее, по крайней мере, на меня никто не накинулся и по голове не стукнул. Обследую окно и убеждаюсь, что стекло на нем держится на честном слове и двух гвоздях. Отогнув гвозди, вытаскиваю стекло, отодвигаю шпингалет и отхожу за угол. Вдруг сейчас оттуда высунется ствол или вылетит граната?
Они никуда не уехали, а просто куда-то ушли. Например, искать меня. Ну что же, если можно так выразиться, то гора пришла к Магомету. Если не считать кухню, в их домике всего две комнаты. Три плохо заправленные койки стоят вдоль стенок в одной из них, и на них же лежит одежда парней. Я очень любопытный, люблю залезть туда, куда культурные люди не лазят, но сейчас ничем себя порадовать не могу. У них нет не только документов, даже какой-нибудь измятой квитанции за прошлый год и то не нашлось.
Пройдясь по комнатам, смотрю, плотно ли на окнах занавешены шторы – не хочу, чтобы меня здесь кто-нибудь увидел с улицы – и располагаюсь на одной из коек, намереваясь подремать, но мне это не удаётся. Скрипят ступеньки, и отчётливо слышно, как кто-то у входа возится с замком. Вскакиваю и становлюсь посреди комнаты одновременно с распахивающейся дверью. Входящих не вижу, но по количеству топающих ног догадываюсь, что пришло больше одного человека. Слышится икота. В первой комнате включается свет, кто-то проходит на кухню и включает свет там, а кто-то включает его в комнате, где стою я.
– Не понял, ик,… что за херня!?
Передо мной стоит Борода и таращится на меня как баран на новые ворота. Следом появляется Хриплый, который тоже удивляется:
– Оба на!
Они без одежды, на них только мокрые плавки. Оказывается, парни просто ходили на ночное купание.
Я миролюбиво вступаю в беседу:
– Вы не скажете, как пройти в библиотеку?
Борода суетливо жестикулирует и нервно вскрикивает:
– Мужик, ты охеревшая рожа! Ты понимаешь это?
Трудно сказать, чего больше в его словах: возмущения или испуга. Сзади показывается третий, вот он точно пугается: округляет глаза и отшатывается назад. Я приветливо улыбаюсь ему и мягко, как мамочка, говорю:
– Не бойся, заходи.
Парень замирает на месте, двое его друзей резко оборачиваются, но, кроме него, никого другого не видят и поворачиваются ко мне. Я им тоже приветливо улыбаюсь и приглашаю:
– Вы тоже заходите, будьте как дома, не стесняйтесь.
Хриплый злобно вскрикивает:
– Ну, всё, тебе конец!
Он шагает ко мне, справа его обгоняет Борода, который наскакивает на мой кулак и падает на койку. А вот Хриплому койка, похоже, меньше нравится, чем пол. Оставляю их лежать и выскакиваю в первую комнату. Третий парень уже наполовину ушёл на улицу, но я, схватив его за чуб, возвращаю обратно и укоризненно спрашиваю:
– Разве можно друзей бросать? Ай-ай-ай.
Он пытается меня ударить и укусить одновременно, а я стукаю им об стенку, хватаю под мышку, тащу в комнату и бросаю на пол. Возвращаюсь к входной двери, закрываю её на щеколду, прохожу во вторую комнату и задвигаю шпингалет на моём «запасном выходе». Теперь никто не должен помешать нашей приватной беседе.
Парни начинают приходить в себя. Первым шевелится Борода, хотя ему я врезал крепче других. Моргает раз, другой, фокусирует взгляд на мне, но ни одного звука не произносит. Поворачивает голову в сторону, видит лежащего рядом Хриплого и начинает шевелиться, мычать:
– М-м-м… а-а-а… Тарас…
С трудом встаёт на четвереньки и трясёт друга.
– А-а-а…Тарас…братан…
Хриплый резко садится и, опираясь о койку, тут же встаёт. От быстрого подъёма его заносит, и он пятится к стенке. Уткнувшись в неё спиной, поднимает руки в боксёрскую стойку и только тут окидывает взглядом комнату. К нему на четвереньках отползает Борода, стараясь подняться с этой позиции в вертикальное положение. Он по-прежнему мычит:
– М-м-м…а-а-а…
Хриплый не говорит ни слова. Третий парень лежит на полу недалеко от дверей, в которых я стою, и молчит, он тоже пришёл в себя, но не открывает глаз и не шевелится, видимо надеясь, что о его существовании благополучно забудут.
Спокойным деловитым тоном говорю:
– А тебе я сейчас разобью коленную чашечку.
Третий не выдерживает – кому это сказано? – и приоткрывает глаза. Тем же тоном я ему сообщаю:
– Тебе, тебе.
И для подтверждения своих слов утвердительно качаю головой. Секунду парень молчит, затем нерешительно говорит:
– А.
– Иди вот туда.
Он смотрит, куда я показываю, и потом с неприкрытой надеждой – на меня. На его лице как будто написано: «Этот добрый дяденька меня больше не ударит?»
Я меняю интонацию, теперь в моём голосе металл:
– Быстро!
Третий вскакивает и становится у стены по другую сторону от Хриплого.
– Вот и хорошо.
Беру ближнюю койку за спинку, протаскиваю через полкомнаты, затем ногой толкаю её, прижимая троицу к стене. Никто не протестует словами или действиями. Теперь их движения ограничены. По крайней мере, неожиданного нападения на меня они уже не сделают.
Становлюсь на середине комнаты лицом к троице и говорю:
– Теперь будем знакомиться. Тебя как зовут, юный друг?
Третий опускает голову и, заикаясь, отвечает:
– В-в-вася.
Я продолжаю:
– Тебя называют Бородой, а мама как звала? Пупсик?
Щербатый больше не икает, видимо от испуга икота прошла, он с ненавистью смотрит на меня и цедит сквозь зубы:
– Пошёл ты!
Я тяжело вздыхаю.
– Плохой мальчик.
Шагаю вперёд, делаю оборот вокруг себя, бью ногой и возвращаюсь на исходную позицию. Борода, получив удар пяткой в грудь, бьется спиной и головой о стену и, потеряв сознание, оседает вниз и наваливается на койку, которую я придерживаю ногой, чтобы она не отъехала от стены. Говорю:
– Не груби больше, я этого не люблю.
Вася в начале этого краткосрочного инцидента отшатывается в сторону, видимо предполагая, что ударят его а, увидев свалившегося друга, с ужасом смотрит на него. Хриплый не отшатывается, стоит спокойно и смотрит на меня, не опуская руки.
Я перевожу взгляд на него.
– Тебе тоже мозги вправить или сам имя скажешь?
Не отводя от меня взгляда, тот нагло говорит:
– Меня зовут Тарас, а ты что за хер с горы?
Поняв, что из них именно он является более-менее серьезным соперником, очень мягко, даже ласково, говорю:
– Я твой самый большой кошмар.
С ещё большей наглостью Тарас хрипит:
– Ты не ответил!
В моём голосе снова появляется металл:
– Отвечать будешь ты! Вопрос первый: что вам от меня надо?
Он поворачивает голову, смотрит на Васю, неподвижного Бороду и снова на меня.
– Знаешь, что тебе за это будет?
Я искренне удивляюсь:
– Ты не слышал вопроса? Ещё раз уйдёшь от ответа, и я тебе рыло начищу.
Ему не нравятся мои слова, и он с вызовом говорит:
– Ты борзый, паря, но и не таких в стойло ставили.
– Ты меня очень разозлил.
Делаю такой же манёвр, как минуту назад, и Тарас без сознания оседает рядом с Бородой. Осуждающе качаю головой и поворачиваюсь к третьему. Тот начинает дрожать, и ещё больше заикаясь, говорит:
– В-в-вася, й-й-а, В-в-вася.
– Я помню. Хороший ты парень, Вася, только зачем связался с такими балбесами?
Мой сочувственный тон и доброе выражение лица ободряет парня, и он с готовностью отвечает:
– Й-а-э-э... б-братья.
Мы с ним проводим беседу, в процессе которой выяснилось, что он заикается с детства, ему восемнадцать лет. Тарас – двоюродный, а Борода – родной брат, им обоим по двадцать пять, они отсидели за хулиганство по три года, а неделю назад освободились. Братья взяли его с собой сюда, чтобы он здесь стал мужчиной. Ко мне придрались, чтобы Вася смог поучаствовать в драке, почувствовать уверенность в своих силах. А про ту тётеньку он ничего не понял. Тарас сказал, что надо догнать, они и побежали за ней.
Выслушав парня, одобрительно говорю:
– Я же говорил, что ты молодец.
Потом, посмотрев на его посветлевшее лицо, добавляю:
– Будь мужчиной, привыкай.
Нажимаю на шее его сонную артерию, он оседает, а я отхожу к порогу и начинаю размышлять.
«Вася, похоже, сказал правду. А вот что собой представляют его братья – неизвестно. Три года за колючкой сильно меняют человека. Скорее всего, решили притянуть парнишку к себе, чтобы просто увеличить компанию. Два человека – хорошо, а три – больше. Могут они работать на Первого? Впрямую – маловероятно, связь с волей затруднительна, слишком много заморочек. Скорее всего, существует промежуточное звено, какой-то посредник, который ими руководит. Как парни получают команды, и где это происходит? И самое главное – кто их отдаёт?»
Вдруг вспоминаю, что этой ночью мне нужно ещё кое-что сделать. Сколько сейчас времени? Часов с собой давно не ношу, с тех пор как появился мобильник, но его я оставил в домике на полу возле собственной койки. А что имеется у братьев? Присматриваюсь, и у Тараса на руке вижу часы. Очень хорошо! Подхожу и одной рукой прижимаю его вниз – вдруг захочет вырваться или ударить? – а второй поворачиваю циферблат. Только час ночи, есть ещё уйма времени, но всё же надо ускорять события.
Начать решаю с Тараса, тем более что процесс с часами приводит его в чувство. Он поднимается, но, потеряв равновесие, снова заваливается на койку и со злостью двигает её от себя. Я ногой резко толкаю обратно, сильно ударяя при этом железными перекладинами по его голеням, и предупреждаю:
– Ещё раз так сделаешь и будешь всю жизнь хромым.
Когда он отодвигал койку, бесчувственные Вася и Борода осели вдоль стены на пол, но верхняя часть туловища осталась наверху. Узкое пространство, которым я их ограничил, расширяется, и Тарас получает достаточно места, чтобы быстро выскочить оттуда. Мы понимаем это оба и я предупреждающе говорю:
– Лучше не драконь меня, стой спокойно и отвечай на вопросы. Повторяю: зачем я вам нужен?
Он не собирается со мной сотрудничать и с откровенной злостью говорит:
– Я тебя в гробу видал!
Я оживляюсь.
– Ты хочешь дать мне в морду? А дай. Выходи оттуда и дай.
Отхожу на середину комнаты и призывно покачиваю головой. Тарас несколько мгновений колеблется, потом выпрыгивает из-за койки на простор и становится в стойку. Я стою неподвижно, и он начинает медленно приближаться. Делает несколько ложных выпадов, и, наконец, в прыжке атакует, прицелившись ногами мне в голову.
Сместившись чуть назад и в сторону, ставлю блок, ребром ладони бью по печени, отодвигаюсь ещё и своей ногой достаю летящее тело. Получив в воздухе новую траекторию, Тарас приземляется на собственную шею и надолго теряет интерес ко мне и окружающей действительности. Трогаю у него пульс и говорю:
– Жить будет.
Вообще-то эти слова были сказаны для Бороды, который, как я заметил, пришел в себя одновременно с Тарасом, но успешно – он так думает! – притворяется. Продолжаю, будто сам с собой, говорить:
– Сейчас я этим гадам устрою средневековье. Буду ногти выдёргивать и суставы ломать. Начну с Тараса. Или лучше с Бороды?
При этих словах резко поворачиваю голову и в упор смотрю на лежащего на койке парня. Он не ожидает этого, веки на его полуприкрытых глазах несколько раз вздрагивают и крепко сжимаются.
– Плохой из тебя артист. Вылезай оттуда по-доброму. Ну!
Борода открывает глаза и со страхом и ненавистью глядит на меня, но не двигается. Начинаю подозревать, что он собирается там, у стенки, жить.
|
