Не обратил должного внимания, - бормотал я себе под нос, когда забывал, что нахожусь в комнате не один.
Следователь вопросительно смотрел на меня и спрашивал: «Не хочу ли я что нибудь ещё добавить?». Я отрицательно покачивал головой и пытался извлечь занозу, которая видимо была родом из того самого злосчастного паркета.

Находясь в глубоком шоке, я несколько раз протёр свои очки краем рубашки и надел их, чтобы лучше видеть сквозь эту гущу дыма.
Следователь спросил или я постоянно ношу очки, я ответил, что нет, ношу только тогда, когда пишу, а сейчас мне больно напрягать зрение от сигаретного дыма. Следователь ничего не ответил на мой упрёк по поводу сигаретного дыма, а только поджег спичку и закурил ещё одну.
После пяти часов допроса мои руки начали трястись и я не мог себя контролировать. Я сдерживал себя, как мог. Всё тело ныло от боли. После эмоциональных взрывов я был слишком спокоен. Потом меня охватил смех, но я старался его сдерживать, чтобы меня оставили со своими вопросами: «Всё ли со мной хорошо?».
- Как со мной может быть всё хорошо? – истеря внутри, но с полным спокойствием отвечал я.
Какой дурацкий и неуместный вопрос в подобных ситуациях. К вечеру меня отпустили. В комнате для допросов выключили свет, но у меня осталось чувство, что часть меня продолжала сидеть смирно на стуле и жонглировать ответами на вопросы.

Через месяц, я проснулся в своей постели один, и понял, что это всё произошло со мной и со Стефанией в тот момент, когда я перестал различать реальность.
Мой анонимный фанат пришёл ко мне домой, я не знаю, как он узнал, где я живу. Я не разговаривал тогда по телефону – я разговаривал с ним пытаясь вразумить его не делать того, о чём он потом будет жалеть до конца своей жизни. Я пытался узнать его имя, но так и не услышал его. Он стоял на своём, твердя, что он освободит меня, что сделать это только в его власти и медленно приближался ко мне, как бы я не пытался его остановить.

Соседи услышали шум и женский крик, вызвали полицию. Патрульная машина приехала почти сразу после звонка. Анонимный фанат остался в моей квартире. Он просто смотрел в окно и повторял: «Теперь тебе станет легче, я сделал это для тебя, теперь тебе станет легче». В моих глазах отражался его силуэт и в то же время расплывался, когда я терял сознание.
Перед тем, как потерять сознание в последний раз, единственное, что я запомнил, это то, что я безумно хотел подняться, но не мог. Я даже не смог пошевелить губами, выдавить из себя малейший звук. Стефания смотрела на меня, но её тело, её лицо – они были безвозвратно далеко.
Анонимный фанат знал, что совершил, и был доволен собой.
Я стал твоим супер героем, - услышал я, когда анонимный фанат размышлял вслух, тщательно расчесывая свои редкие волосы чёрной расческой.

Каждый раз, как закрываю глаза, картина повторяется снова и снова, снова и снова.

Я пришёл в суд, но не заслушал приговор. Потом услышал, как об этом разговаривали соседи – смертная казнь. Его последним желанием было, чтобы я пришёл посмотреть на него в день казни. Последним желанием этого ублюдка было мое присутствие на казни, чтобы я увидел, как его тело обмякнет и превратится в безжизненный макет.
Когда мне пришло письмо с предложением явиться на казнь, я не поверил в эту жестокость.
Я больше не мог слышать об этом убийстве для жизни и свободы.
Я не знал как реагировать. Пусть горит в аду, а я обязательно встречу его там и сделаю его мучения не просто вечными, - повторял я вслух, ломая карандаши один за другим.

25
- Артур, Артур, Артур!- услышал я женский голос и утихшая боль вновь заныла неистово.
Я проснулся лёжа в траве возле развалин. В глаза светило солнце не давая им увидеть происходящего. Глаза ловили только блики и что-то похожее на края женского платья.
- Стефания?! Не может быть! Я опять сплю, это опять сон. Это опять галлюцинация, я так больше не могу, слышишь? Не могу! Ты же умерла, чёрт возьми?!
- Что ты такое говоришь! Я жива! - Что ты, дурачок! Не говори больше такого! Я долго искала тебя. Тебя не было дома десять часов. После того, как я несколько раз набрала твой номер и услышала только гудки, я начала волноваться, и вот, нашла тебя здесь. Знаешь, сейчас я рада, что тебе снился кошмар, потому что ты кричал и я услышала твой голос. Иначе, я не знаю, что могло бы случиться.

- Это по - настоящему ты? О Господи, это по настоящему она, это она! – произнося эти слова я не знал, какое божество благодарить, в тот момент, я даже усомнился в своём атеизме.
Я прикоснулся к мягкой коже лица Стефании. Я ощутил тепло её губ – это по-настоящему была она. Я так хочу в это искренне верить. Как же жжет внутри.

После того, как мы вернулись домой, Стефания долго сидела возле моей кровати и не отходила пока я не уснул. Стефания была там, когда я проснулся. Мне сразу вспомнилась больничная палата, но сейчас, я не хотел,чтобы она уходила. Она была моим кислородом, моим глотком воды в безжалостной пустыне.
Мое тело восстановилось довольно-таки быстро, я чувствовал себя намного лучше и не забывал принимать лекарства. Я ежедневно занимался спортом и записывал все что происходило со мной, все что я чувствовал и хотел бы почувствовать вместо того, что уже ощущал.

Проснувшись с сильной жаждой, я постарался тихо вскочить с кровати. Окно на кухне было открыто и в коробке с остатками печенья хозяйничал голубь. Хорошо, что он не привел всех своих друзей, - подумал я и не стал его прогонять.
Вернувшись в постель я разбудил Стефанию целуя ей шею и гладя при этом шелковистые волосы падающие, словно водопад с края кровати.
Стефания, проснулась с улыбкой на лице и сказала: «Ты и вправду начинаешь в меня влюбляться. Как тогда. Как раньше, помнишь?»
Я промолчал, я долго сопротивлялся своим чувствам и в тот момент, я расслабил все мышцы, моё тело стало рыхлым, холодным, с быстрой пульсацией, но всё же холодным.
Я и вправду любил Стефанию. Кто-то любил её, тот кто во мне.

26
После долгих мучений, я перестал писать свои романы, я перестал связываться с внешним миром. Тогда мне казалось, что это должно меня исцелить. Мне казалось то, что казалось и приступы моей болезни усилились.

Завязывая на узел канат войны, мне захотелось перемирия с самим с собой. Холодная война внутри моей Вселенной, истребила большую часть моих звёзд.
Я испёк печенье с миндалём - никогда не делал подобного. И всю дорогу, я спрашивал себя: Кто я? Кто я без Стефании? Кто я? Писатель, наездник, фотограф, художник, танцор? Кем бы я не являлся, но я был обязан действовать вопреки своим убеждениям и существу – хоть раз в жизни.
Я спрашивал себя: Где был возведен мой фундамент, если я стою один, с коробкой миндального печенья, среди развалин?
В меня поселялись звуки, которые остались после разрушенных домов.
Постучав в дверь Стефании, я был уверен, что хочу увидеть её.
Миндальное печенье ничего не исправит – и я знал это, но мне просто нужен был повод, чтобы увидеть Стефанию.

27
Как начинается осень?
Для меня это примерно так: теплый свитер и музыка Indie окунаясь в её андеграунд альтернативного рока. Легко крутящиеся педали велосипеда, прохладный ветер в лицо, меняющаяся погода – то дождливые тучи, то солнечная игра теплых лучей, мелькающих в моих волосах.
Осень моего детства была связана с триалтоном. Мне приходилось много тренироваться, чтобы окрепнуть, чтобы не обмякнуть на середине трассы.
Проезжая мимо деревьев, перерастающих в лесную чащу из которой, как из клетки вырываясь взлетают стаи птиц, я еще не представлял, что по жизни я буду странником, идущим по раскаленной от солнца земле, сбивая ноги до крови. Чтоя не будет велосипеда, езда на котором взбудораживала тело.
С приходом осени все оживает, дышит и поет. После жаркого лета – это как глоток холодной воды.
Так начинается осень в моих романах, во всех без исключения. Так начинается осень, - отвечаю я, на свой же вопрос.

Еще, осень ассоциируется у меня с капуччино: горячая, пенистая и молочная. Горячая не в смысле погоды, а в смысле этой не проходящей горячей теплоты в животе. Данное чувство сравнимо только с чувством, когда собираешься на первое свидание, когда встречаешь близкого человека на перроне, когда обнимаешь после долгой разлуки, когда прожил с любимым бок о бок и взгляд такой же нежный – такой же нежный, как сорок лет назад.
Впрочем, некоторые из вас поймут это.
А еще, моя осень начинается всегда с путешествий. Я путешествую всегда, но осень – это особый период, благоприятный. Люблю ездить на автобусах, люблю наблюдать за пролетающей картинкой из окна, как прямая трансляция из мира природы и растущей глобализации.

Люблю любить осенью. Да, сейчас уверенно могу сказать, что именно любить. Я перестал любить влюбляться. Раньше было по-другому.
Со многими я был нежен только на время. В наручных часах моей влюбленности, всегда останавливалась стрелка в одно и то же время и тогда, я становился несносным. Расставаясь, на самом деле мы делали друг друга счастливыми, хотя и казались несчастными, брошенными и оскорбленными. И по большей части никто не виноват и виноваты мы оба.
Я не говорю, что не было чувств, чувства всегда были, но работали, как будильник, который мы не заводили и не знали, когда прозвенит время, время расставания. Но мне бы хотелось перемирия, мне бы хотелось, чтобы люди взрослели и смотрели на всё с другой вершины сознания.
Что будет, когда мы однажды проснемся одни – в полном одиночестве? И не будет никого, на кого бы смогли даже разозлиться. Что будет, когда мы застрянем в этом состоянии на вечность? Когда ад для нас будет раем.
Что будет, когда мы пожалеем о том, что оттолкнули кого-то, струсив вернуть своего человека обратно? Несомненно, это будет пустота, и не просто пустота, где тебе абсолютно всё равно, где ты лишен сознания, а будет сознательная пустота, мучительная, оскорбляющая, которую тебе никогда не исправить.
Прервись сейчас в этот последний день осени от своих занятий и подумай, как ты можешь всё склеить, как можешь вернуть своего человека. И многие скажут, что может твой человек этого не хочет, но мы не узнаем, пока не попробуем – обращаясь к себе во втором лице.
Мучительнее всего - сожаление о том, чего не решился сделать, - и это правда, ответил мальчик собирающий букет из осенних листьев.