24
Листья падают один за другим, ветер поднимает их в воздух и безжалостно швыряет со стороны в сторону. К этому лиственному вихрю с визгом приближаются дети пытаясь поймать листья руками. Пахнет булочками и корицей, а ещё пахнет свежесрезанной коркой апельсина. Стучат кнопки печатной машинки, секретарша с сигаретой в зубах беспрерывно набирает текст: не моргая, не показывая ни единой эмоции на своём лице. Окна настежь открыты, но воздух как-то слабо поступает или просто не хватает кислорода из-за огромного скопления людей в непригодном для такого количества зале суда. Запах свежесрезанной корки апельсина становится всё ярче.
Кто-то пронёс нож в зал суда и беспардонно чистит апельсин, а потом наверняка будет его есть, и никто не обращает на этот запах внимания, или же обращает, но не придаёт ему значения, потому что мысли направлены в другое русло, - подумал я и искал глазами виновника с апельсиновой коркой и ножом в руке.

Находясь в зале суда, люди теряют бдительность. Они точно уверены в том, что никакая опасность им не грозит. Они умиротворенные и отстраненные от опасности. Им кажется что находясь здесь, в этой маленькой комнате, они решат чью-то судьбу, заставят раскаяться или что-то вернуть назад. От их мыслей о справедливости человеческое тело не станет менее уязвимо для холодного оружия или оружия вообще. Но справедливость должна восторжествовать, победить и воздействовать.
Что тут скажешь, справедливость у каждого своя. Для родственников жертвы справедливость – это собственными руками задушить мерзавца, а для общества, для части общества, справедливость - это гуманность, применение закона по заслугам, но только до тех пор, пока они не окажутся по ту сторону баррикады! - размышлял я, продолжая искать в толпе виновника с апельсиновой коркой и ножом в руке.

В зале суда воцарилась полная тишина. Те, кто болтал по углам и перешептывался, через несколько секунд затихли. Скоро присяжные озвучат приговор, - услышал я тихий шепот за спиной ворчливой старушки. Я посмотрел на обвиняемого, который внимательно слушал своего адвоката и что-то ему показывал на жестах. После, обвиняемый улыбнулся и на несколько секунд закрыл глаза смехотворно сложив руки на груди. Никчемное зрелище, очень никчемное. Он виновен и он знает это. Он даже гордится тем, что совершил. Он даже молится сейчас о чем-то абсолютно отстраненном от своего преступления. По его лицу было видно, что он чувствовал запах апельсина и желал ощутить его на вкус, - с уверенностью подумал я, когда открыв глаза он посмотрел прямо на меня и будто соглашающийся с моими утверждениями - кивнул.
Защитник подсудимого был явно на его стороне. Видно, что в какой-то степени он восхищался и завидовал ему. Если бы он вырос с другими моральными принципами и ему бы с детства не твердили, что хорошо, а что плохо, дорога преступника «адвокату» была обеспечена. В определенной степени, адвокат защищающий по доброй воле преступника, сам становится преступником.
Глаза адвоката загорались огнём, когда он перечитывал страницу со свидетельскими показаниями и заключениями экспертов.
Адвокат подсудимого не внушал у меня ни малейшего доверия, впрочем, как и вся эта система правосудия. Просто, часть общества нуждается в применение закона по заслугам.
После вынесения приговора, я решил пройтись по улице.
Подсудимый был приговорен к смертной казне с применением смертельной инъекции. Лицо виновного не выражало испуга, когда его увели назад в камеру.

Годом раньше, когда я вернулся, моя жизнь перевернулась.
- В лучшую сторону? - спросило моё отражение улыбаясь мне.
- Да, в лучшую, - ответил я. Я несомненно стал лучше спать.

- Стефания? - произнёс я собирая документы в портфель и убедившись, что она меня слушает.
- М?- издавая свой нежно-фирменный звук, ответила Стефания.
- Мне сегодня приснилось, что я взобрался на Эверест. Я, и на Эверест, - указывая на себя пальцем, а потом вверх будто Эверест прям передо мной. - Смешно правда? - складывая документы от самого важного до менее важного в алфавитном порядке, спросил я ожидая отрицательного ответа.
- Нет ничего смешного. Ты бы смог неприменно и сможешь, если еще поистине хочешь этого! -ответила Стефания добавив: «Но не стоит взбираться туда, где тебе будет не комфортно и страшно». - Правда?
- Возможно, -ответила я. Но как я могу верить своему чувству дискомфорта и страха, что именно там оно меня достигнет и сломает? Я должен попробовать, хотя бы начать восхождение. - Ты говоришь так, чтобы эта идея со временем испарилась из моей головы. Соглашаясь со мной, ты уверена, что спустя некоторое время я буду думаьть что уже был там. - Да, Стефания?- не озвучив свои мысли, подумал я и закрыл портфель из темно-коричневой кожи с вышивкой в правом нижнем углу.

Я перелистнул страницу, сделал пару пометок карандашом. Надо будет ещё раз просмотреть это, – подумал я засмотревшись на несколько толстых блокнотов с моими заметками и наблюдениями.

Зазвонил телефон издавая совсем неприятный звук, почти как при открытии тюремных камер. Звонок прозвучал слишком громко и протяжно, хотя звонить должен прерывисто и более щадяще.
- Слушаю! - ответил я, делая противящееся лицо адресованное раздражающему звонку.
- Артур? - произнес моё имя мужской голос на другом конце провода.
- Да, я Артур, - с недоумением и желание поскорее прекратить это неведение, ответил я.
- Ты узнал меня? - продолжал мужской голос на другом конце провода, откашливаясь при этом.
- Нет, а кто это? - продолжал настаивать я на разрушении неведения. Но после моего вопроса, вполне уместного, последовал смех, а потом долгое молчание.
Мне не нравились такие ситуации, как и многим другим людям, когда кто нибудь решает подшутить или же наоборот, звонит какой нибудь псих с маниакальными наклонностями и ты просто со временем перестаешь различать, где шутка, а где жестокая реальность. Перестаешь различать и данное поведение начинает тебя злить, и раздражать, пока не перерастает в панику и манию преследования.
Немного помолчав вместе с неизвестностью, я поднялся с кресла и прошелся с телефоном в спальню проверить спит ли Стефания и всё ли с ней в порядке.
- Назовитесь, пожалуйста! Я правда не узнаю Вас, - с умеренным спокойствием и вежливостью, попросил я.
Но мужской голос продолжал молчать и мне были слышны ещё какие-то звуки на втором плане с другого конца провода. Было ощущение, что эти звуки слышны и на втором плане первого конца провода, то есть со стороны моего второго плана. Неизвестный мужской голос был где-то поблизости или же стоял прямо перед моим домом и смотрел на мои окна. После нескольких минут молчания, диалог начал было возобновляться.
- Меня зовут.....,- хотел продолжить мужской голос, но звонок оборвался и я услышал длинные гудки неизвестности.

Долго думая об этом звонке, я был уверен, что знал кто это звонит. Но голос, голос совсем чужой и незнакомый. Парадоксально всё звучит, но это так. Моя память пыталась воспроизвести последние события произошедшие со мной. Воспроизведя их, мне бы удалось вспомнить кем был этот мужской голос на другом конце провода.

Положив трубку я вышел из комнаты. Зашёл еще раз в спальню, где сладко спала Стефания и позволил себе её разбудить. Сначала шепотом позвал её, но услышал в ответ тишину, убийственную тишину. Комната поплыла, всё вокруг закружилось, адски разболелась голова, по шее потекла кровь. Я упал на пол оставив на двери кровавые следы от рук, когда пытался удержаться. И только запах паркета и закипевшей крови я чувствовал последние двадцать четыре часа.
Мой сон был слишком глубок, чтобы у меня появилась возможность из него выйти. Я придумал новый ритм, у меня появилось множество рифм перед глазами. Первая страница книги открылась передо мной и я узнал в этих строчках Божественную комедию.
Я смотрел на себя со стороны и не верил, что это происходит со мной. В своем сне или яви, я был Минотавром стражником города Дит, седьмого круга ада. Я был вершителем справедливости над matta bestialitade. И повсюду, я слышал только один знакомый голос, которого я не мог вспомнить. «Меня зовут...»,- слышал я снова и снова.
Будучи Минотавром, я чувствовал могущественную силу, моя кровь была – горячая смола, мое зрение было - лучше, чем у орла, моё обоняние было - лучше, чем у акулы, мои инстинкты были - лучше, чем у всего царства животных вместе взятых. Мои ноздри выдавливали из себя горячий пар и кровь. Я точно знал, что здесь я самый божественный. И только я вершитель судьбы грешников.

В Мадриде я довольно известный писатель - романист, но в последнее время, я не написал ни строчки. Идей было полно, но первая, самая главная строчка не складывалась, не звучала, не оставляла продолжения. Мне необходимы были слова, которые дополнят друг друга и начнут связываться в длинные истории.
Перед тем, как уехать на о.Пхукет, я передал своему агенту вполне интересную рукопись и после этого начал получать странные письма от анонимного фаната моего творчества. Его письма были чётко продуманны, структурированы и пунктированы. Стиль письма был превосходным, я иногда ловил себя на том, что восхищаюсь его педантичностью.
Содержание писем фаната было зачастую посвящено тому, что он, как никто другой, понимает меня. Что он может видеть меня, словно рентген для души. Что он знает, кто мешает мне продолжить.
- Продолжить что? - спрашивал я себя, не отрываясь от чтения письма.
«Моя история, мои странствия и смелость вдохновляют его совершать это снова и снова», - прочитал я вслух эту строчку и запнулся.
Я не мог понять, что именно он имеет в виду под словом «это»? Я не мог понять, поэтому оставлял этот вопрос без ответа и не обращая должного внимания продолжал читать. А после, я откладывал письмо моего тайного фаната и начинал читать другое - я получаю десятки писем ежедневно.
В его словах было что-то волнующее, тревожное, но я не мог ничего сделать с этим чувством, стараясь его просто подавить внутри себя.

Брязг ключей, скрипящих дверей и звук ломающихся зубов не давали мне сосредоточиться.
Следователь задавал цепочку вопросов пытаясь выстроить макет показывающий место преступления, мотивы преступника, его автопортрет и чёткость следов, которые были размазаны по полу. Он пытался воссоздать всё, что смогло бы помочь в расследовании.
Поставив электронный чайник, следователь предложил мне выпить кофе, я был крайне удивлен и возмущен этим жестом с его стороны. Я ведь должен быть подозреваемым. Почему он так беспечен? Потому что у меня рассечена кожа на затылке? Потому что я, якобы тоже жертва?
С каждым проведенным часом в комнате для допросов, мне было трудно дышать и видеть. Комната заполнялась дымом от сигарет с вишневым вкусом. Как-то странно было видеть огромную детину - капитана полиции, курящего сигареты с вишневой добавкой. Такие парни курят только отвратительно горький табак, сплевывая никотиновую слюну, почти коричневато-желтого цвета на пол.
Следователь большую часть времени ходил по комнате взад – вперёд, громко сёрбал кофе и издавал удовлетворительный звук, исходящий прямо из его желудка. Но, в перерывах от его раздумий, задавал цепочку вопросов, на которые я должен был ответить незамедлительно, а по истечению какого-то времени задавал те же вопросы только в обратном порядке и требовал, чтобы я в таком же порядке незамедлительно отвечал.