Хорошо когда Симон уходит. Уходит поздно ночью, когда всё небо уже усеяно звездами. Звезды не могут сравнится с тем как она меня вдохновляет. Вдохновляют и другие вещи, но ее уход больше всего. Всего что можно найти в моей голове в то время хватает как раз на новую картину. Картина конечно может обидится на то что я так по житейски отношусь к чему-то столь высокому и прекрасному. Прекрасному теперь особенно хочется есть. Есть что поесть значит есть деньги, значит всё остальное тоже есть. Есть если есть деньги. Денег обычно нет. Нет - полотна, электричества, газа и воды. Воду приносит Симон. Симон вновь в моих мыслях больше чем нужно. Нужно сосредоточится на первом за этот год заказе – дорисовать портрет чьей-то жены. Жена на портрете опять таки… больше Симон, чем нужно в моих мыслях. Мыслям пора пойти куда-то погулять, куда-то далеко. Далеко как сейчас Симон. Симон поглощает меня, злит своей ограниченностью и бешеными выходками, вздорностью и молчанием, строгостью нравов и старостью. Старостью человека которому чуть больше двадцати и который еще не дорос до того типа старости, который изображает. Изображать, рисовать, копировать и выдумывать – исконно моя участь и верно поэтому мне претит любое проявление конкуренции. Конкурентов в моем поприще и так завались. Завалился дом через дорогу, самый старый и низкий в моем районе. Району теперь не найти дома хуже моего. Моим единственным одеялом укрылась Сим. Сим успела сделать всё что хотела, официально закончила свой день и как мертвец под пленкой улеглась под самым огромным в мире черным и грязным одеялом. Одеяло уникально благодаря тому, что захватывает весь пол в комнате и заканчивается у дверей в кухню. Кухня – чисто моя территория поскольку здесь самая творческая атмосфера: всегда тепло и менее всего захламлено. Захламленностью больше всего поражает комната, там: старый диван, мои непроданные картины, штук сорок, старые входные двери, которые стают столом, когда приходят друзья, ящики от картошки на случай появления картошки, пачки газет, которые я должен был разнести по подъездам, но решил не тратить свое время на подобную чепуху. Чепухой в общем-то я занимаюсь редко, в основном обдумываю, от чего пользы обычно не больше чем от варианта номер один. Одно и тоже каждый вечер: я до пяти утра сижу на кухне, рисуя при свечах и попутно портя свое зрение, а Сим спит на полу в складках одеяла-ковра. Одеяло-ковер и пол какими бы грязными они не были все же лучше чем кровать. Кровать не просто старая рухлядь, на ней месяц назад умер друг Симон. Симон тогда спала с ним, поскольку все места на полу уже были заняты, а когда утром проснулась, то он уже остыл и посинел. Посинел он по ходу раньше, но на тусе этого никто не заметил, поскольку он пришёл и сразу завалился спать. Спит он до сих пор и это по ходу на долго. Долго она тогда орала, без остановки, как будто никого нет рядом, как будто что-то еще можно было сделать. Сделать, доделать, завтра отдать, не могу, хочу… Хочу вернуть время вспять до того момента как я вчера заснул и проснулся от того, что в квартиру стучал заказчик. Заказчик недорисованную картину не оценил, я попросил еще немного времени дорисовать и он посмотрел на меня как на идиота, предложив сорокалетие жены тоже немного перенести. Перенести картину в машину ему пришлось самому, потому что я не смог удержать своих эмоций от того что получил меньше половины обещанной сумы. Сумы естественно не хватит чтобы выплатить долги и вновь наслаждаться светом и жареным на плите омлетом. Омлет и свет – вот это я понимаю день чудесный! Чудесная Сим пролезла с балкона в окно и повисла на моей спине:

- Эти деньги несут столько мучений, что от них нужно избавиться до конца вечера.

- Вечер тогда станет абсолютно прекрасным.

Прекрасно было бы после этого не послать в адрес утреннего гостя пару ласковых. Ласковых речей я заслужил намного больше, потому что должен был дорисовать картину еще неделю назад, а не начинать ее позавчера, за два дня до сдачи. Сдачу мне решила дать Сим своими руками, потому что вырвала деньги из моих рук и кинула в окно. Окна обзавелись всеми на явными в квартирах зрителями а какой-то прохожий быстренько собрал пару купюр и сопровождаемый моими злобными криками куда-то побежал:

- Побежали? – Сим только и успела это сказать, когда в одном белье и шортах вылетела на улицу, сопровождаемая продолжением моей бешеной тирады. Тирада длилась все время пока я выбегал из квартиры, бежал по лестнице, оббегал вокруг дома, собирал оставшиеся деньги и бежал за Сим. Сим в это время со всех ног удирала от меня и бежала в ближайший гастроном. Гастроном за это время продал ей хлеб, колбасу и сигареты и быстренько лишился покупателя. Покупателем, как она я не стал, потому, что, совсем капельку оттаяв и странно про себя улыбаясь, побежал за ней в то время как бежав по мосту Сим успевала грызть булку. Булку и колбасу она кинула в меня и забралась на решетку за которой была стройка на набережной, но я вовремя потянул ее за шорты и она свалилась на меня. Мне пришлось схватить её за руки, поскольку она предчувствуя что я скину ее в речку, брыкалась. Брыкалась она и в воде, громко объявляя всем вокруг, что её сигареты намокли:

- Намокли мои сигареты – я решил подчеркнуть справедливость моей мести, слово мои и глупость ее выходки.

- Выходки у тебя предсказуемые, никакой оригинальности.

- Оригинальней было бы скинуть тебя с моста.

Мост вновь стал свидетелем нашей погони, когда Сим пытаясь отобрать еду бежала за мной. Мне как раз захотелось есть и пока мы добежали до дома хлеба и колбасы почти не осталось. Осталось только сушить сигареты. Сигареты однако совсем не съедобные. Съедобные вещи всегда приносит или готовит Симон. Симон стоит исчезнуть, чтобы заморить меня голодом. Голод конечно не от отсутствия еды, а от того что моей самой важной части не станет. Не станет понимания, общих интересов